— Пшел отсюда! — крикнул он, прицелившись в бродягу. — Убирайся и больше не приходи, понял? Мне тут всякая рвань вроде тебя ни к чему! А ну, катись!

Бродяга медленно удалился в сторону дороги. И Тернеры, весьма довольные собой, вернулись на теплую кухню.

Владелец земли весь день жалел о том, что сделал утром. Он запоздало сообразил, что в такую погоду не годится выставлять человека из дому, даже если этот дом — всего лишь нора на склоне холма.

Когда они с муниципалитетчиками разнесли жалкую хижину, в развалинах обнаружился пакет, набитый окурками. Владелец не отличался богатым воображением, но даже до него дошло, что он отобрал у бродяги все, что у того было, — и дом, и элементарные удовольствия… Владелец смотрел на хмурое небо, и ему было не по себе.

Весь день он обходил свои угодья, отчасти затем, чтобы найти бродягу. Совесть его была неспокойна. И наконец он не без удивления увидел того самого бродягу, шагающего ему навстречу по одной из дорог, идущих вдоль границы поместья.

Бродяга брел медленно. И он был не один. За ним, так же неторопливо, шагал конь.

Бродяга остановился. Конь тоже. Бродяга протянул коню на грязной ладони кубик комбикорма, и конь взял и сжевал его.

Владелец земли изумленно уставился на эту парочку: чумазый бродяга и ухоженный конь в чистой попоне.

— Где ты его взял? — спросил владелец, указывая на лошадь.

— Нашел. На дороге.

Голос бродяги был хриплым от долгого молчания, но слова звучали вполне отчетливо. Впрочем, бродяга соврал.

— Послушай, — неловко начал владелец, — если хочешь, можешь отстроить свою хижину. Останься тут на несколько дней. Хочешь?

Бродяга поразмыслил — и покачал головой. Оставаться было нельзя, из-за коня. Он освободил коня из конюшни и взял с собой. За это его сочтут вором и арестуют. А он с детства инстинктивно избегал всех общественных учреждений — сперва детских домов, потом — армии… Ему претили даже стены ночлежки, а уж тем более — тюремной камеры. Голод, холод и свобода — сколько угодно. Тепло, кормежка и запертая дверь — ни за что!

Он повернул прочь, сделав знак владельцу взять коня. Тот почти машинально взялся за недоуздок.

— Погоди, — сказал он. — Слушай… на, возьми.

Он достал из кармана пачку сигарет и протянул их бродяге.

— Возьми, пожалуйста.

Бродяга, поколебавшись, вернулся и принял дар. Кивнул, признавая факт обмена. Потом снова повернулся и зашагал прочь. Давно собиравшийся снег начал падать крупными хлопьями, скрывая удаляющуюся фигуру, тающую в надвигающейся тьме.

«И куда же он пойдет?» — с беспокойством подумал владелец. А бродяга спокойно размышлял, что придется идти всю ночь сквозь метель, чтобы не замерзнуть, а утром можно будет найти убежище и позавтракать тем, что выбрасывают другие люди, как обычно. Прежний гнев бродяги излился на Джима Тернера и выгорел. Теперь, поглощая милю за милей, он испытывал лишь одно чувство — привычное, всепоглощающее стремление к одиночеству.

Владелец поглядел на коня, на белую звездочку у него на лбу — и в голову ему пришла невероятная мысль. Он покачал головой и усмехнулся. И все-таки, поставив лошадь в конюшню при доме, он порылся в позавчерашних газетах. В бульварной газетке нашелся заголовок «Ищите белую звездочку!», а в «серьезном» ежедневнике — копия сертификата жеребенка. Он решил рискнуть и позвонить в полицию.

— Лошадь нашли, говорите? — сказал веселый сержант. — Ну, знаете ли, сэр, вы не единственный. Лошади бегают по всей деревне. Какой-то придурок отпер все денники на конюшне Джима Тернера и выпустил лошадей. Бродяга, наверно. Тернер говорит, он незадолго до того прогнал со двора какого-то бродягу. Мы теперь разыскиваем того, который жил на вашей земле. Только сейчас темно, да еще снегопад, а людей у меня мало — канун Рождества ведь!

Канун Рождества!

Владелец сперва разозлился на бродягу, а потом вдруг осознал, что тот не стал бы выгонять лошадей из конюшни, если бы его самого не выгнали из дому под Рождество. Он решил не говорить сержанту, что видел бродягу вместе с лошадью, которая теперь стоит у него в конюшне.

— Я скажу Джиму Тернеру, чтобы он приехал и забрал свою лошадь, сэр, — сказал сержант. — Он будет очень рад получить ее обратно. Он здорово тревожился.

— Э-э… — нерешительно начал владелец, боясь показаться дураком. — Я не знаю, читали ли вы в газетах о пропавшей лошади, сержант, но мне кажется, что, прежде чем возвращать эту лошадь Джиму Тернеру, стоит позвонить по тому телефону, который напечатан в газетах, директору службы безопасности ипподромов.

Он помолчал.

— Не знаю, верит ли директор в рождественские чудеса, но та лошадь, что стоит в моей конюшне, действительно рыжий жеребчик с большой белой звездочкой, и расположение завитков совпадает…

Место встречи

Здесь не будет ни убийств, ни крови.

Предрассудков — сколько угодно. Гордыни — пожалуйста. И тем не менее это не «Ярмарка тщеславия». Речь пойдет об обычном сегодняшнем редакторе газеты, оставшемся без работы.

Редактор «Голоса Котсволда» сидел за своим столом без пиджака, прихлебывая время от времени крепкий черный кофе, и читал гранки колонки, которая должна будет открывать спортивный раздел завтрашнего номера, если он, редактор, не наложит на нее свое вето. Слова расплывались. Все мысли редактора вертелись вокруг того, что он уволен.

Дважды в неделю, по вторникам и субботам, из унылого фабричного предместья к западу от Оксфорда появлялся «Голос Котсволда», разносивший новости по городам и весям, расположенным на Котсволдских холмах.

По вторникам номер бывал посвящен в основном политике, комментариям и дискуссиям, а по субботам — спорту, моде и всяческим кроссвордам и ребусам. Как писали в рекламе, это «газета для всех». Для пап, мам, детей, дедушек и бабушек. Сообщения о свадьбах, некрологи, объявления о розыске. Уйма эмоций. Гороскопы, скандалы… Короче, всякому найдется что поклевать.

Нынешний редактор «Голоса Котсволда», неожиданно назначенный на эту должность, когда ему было всего двадцать девять лет, за четыре года успел удвоить тираж газеты. Хотя его и теперь по ошибке частенько принимали за курьера.

Невысокий и тощий, он обладал необычайно острым зрением, слухом и великолепным чутьем, позволявшим ему различать в северном ветре, который дует из индустриальных районов, запах нефти, а в западном, дующем с пастбищ, запах овец. Выговор его представлял собой компромисс между Беркширом, Уилтширом и Кембриджским университетом. Он читал со скоростью света и впитывал информацию, точно губка. Его полное имя было Авессалом Элвис да Винчи Уильямс, и нрав у него был вспыльчивый, точно порох. Сотрудники относились к своему редактору с опасливым почтением и по его личной просьбе называли его просто Биллом.

Редактор — Авессалом Элвис и т. д. — Уильямс еще раз проглядел колонку из спортивного раздела. «Сосредоточься! — приказал он себе. — Скулить не годится!»