– Понял, Скиф, сколько тебе дней оставили на размышления? – давил Лопа. – Петля затягивается.
– Посмотрим, чем эта катавасия с Симой закончится, и тогда махнем на Дон Иванович.
– Не успеешь, – покачал головой казак. – Через день-два будет разыгран показательный спектакль – расстрел международного преступника Скифа в какой-нибудь подворотне, как оказавшего сопротивление властям при аресте.
* * *
У Лопы было в Сальске двое мальчишек и хозяйство. В конце концов Засечному удалось уломать его лететь домой.
Проводив Лолу, Засечный сказал, подавляя вздох:
– Вот и еще одно полезное дело сделали… – Вернули мужика семье, – и покосился на спутниковый телефон – память о деде Вороне. – Позвоним, что ли, Романову, послушаем базар?
Романов в трубку телефона с ходу стал рвать и метать громы из-за того, что Скиф с друзьями пьет по-черному у Ворона, а они сбились с ног, разыскивая его дочь.
– Какие успехи, дорогой товарищ? – слегка заплетающимся языком спросил Скиф.
– Круг замкнулся, – орал Романов. – След похитителей отыскался на Украине. Скоро их возьмем, и они не уйдут от возмездия.
– Где ты их собираешься брать?
– След привел в одну из воинских частей под Одессой…
– Мастера вы лепить горбатого, – пьяно засмеялся Скиф.
– Зря ты так. Скиф, – обиделся Романов. – Между прочим, нами уже взят Серафим Мучник и допрошен.., в качестве свидетеля.
– Что тебе, майор? – не поднимаясь из-за стола, спросил Инквизитор появившегося в двери кабинета Кулемзу.
Майор подошел к столу и протянул пачку фотографий. На них в заброшенной ракетной шахте съеденные кислотой трупы двух людей и собаки, три трупа посреди зала пульта управления, мертвая обнаженная женщина и мертвый Тото Костров.
– Это – сын Фармазона, – показал Кулемза.
– Похож… А девочка?
– Исчезла бесследно. Ищут…
– Откуда фотографии?
– Негласно… От украинских коллег. Они сообщают, что раньше их в шахте побывала какая-то вооруженная группа. Прилетели на вертолете. Наверное, люди Питона. Они и забрали девочку, товарищ генерал.
– Возможно, – неопределенно откликнулся Инквизитор.
– И что совсем непонятно: из головы Кострова-младшего торчала заточка старого лагерного исполнения.
– Что еще сообщают украинские коллеги.., негласно?
– Ничего особенного… Разве что их "наружка" засекла в Борисполе Кастрата. Садился на самолет до Москвы…
– Мучника допросили?
– Так точно, товарищ генерал. В ответах путается, несмотря на две свои судимости… Даже отрицает, что, – Кулемза показал на фотографию, – вот эти два трупа – его личные телохранители. Ну а подкупленные им некоторые журналисты, как водится, стеной на его защиту. Мол, произвол в духе тридцать седьмого года… Дали послушать Мучнику его "беседу" с сыном Фармазона в его же домашней сауне… Думали, задрожит, как студень, а он внаглую все отрицает. Фальсификация, мол, требую независимой экспертизы и свидетелей. А где я ему возьму свидетелей?..
– Значит, говоришь, Кастрат в Москве? – переспросил вдруг Инквизитор.
– Надо думать…
Инквизитор отошел к окну и, не поворачиваясь, тихо сказал:
– Отпусти Мучника, Кулемза.
У того даже рот от удивления открылся.
– Конклюдентность, брат Кулемза, конклюдентность… И ничего другого нам с тобой, майор, пока не остается, – глядя в окно невидящими глазами, задумчиво произнес Инквизитор.
Кулемза знал, что непродуманных слов его шеф никогда вслух не произносит. Конклюдентность – это что-то вроде молчаливого согласия, вспомнил майор, но при чем оно здесь, Кулемза пока не понимал. Ему и в голову не пришло, что Инквизитор гораздо больше, чем он, знает о бойне в заброшенной ракетной шахте под Белокоровичами. Инквизитор, например, знал, что девочки в летавшем на ракетную шахту вертолете при возвращении его на базу не было. А два дня назад на Стрыйском кладбище Львова ночью были тайно захоронены три трупа, доставленные в город тем вертолетом… Один был разорван взрывом гранаты, горло другого перерезано от уха до уха, а третий – который год находящийся во всероссийском розыске террорист-подрывник Иван Гураев – зарезан страшным ударом ножа снизу, через бронежилет. Такой удар когда-то ставили в некоторых подразделениях ВДВ разведчикам-индивидуалам, освоить такой удар смогли лишь считанные единицы. Их фамилии уже лежали в столе Инквизитора.
Фамилия одного была, как и у похищенной девочки, родной внучки его смертного врага Виктора Коробова. Раскрыть его фамилию Инквизитор не считал для себя возможным. "В конце концов, – размышлял он, – этот человек реализовал богом данное право на защиту своего дитя. Он и его друзья вступили в открытый бой с Империей и одержали пусть небольшую пока, но – победу. Империя будет мстить им, а ты, Егор, по нынешним временам даже прикрыть их не можешь", – вздохнул он.
Оперативные данные позволяли Инквизитору сделать вывод, что Империя в последнее время резко активизировала свою деятельность. Через подставные фирмы и корпорации она успешно прибирает к рукам средства массовой информации и наиболее жизнеспособные отрасли больной экономики России. Хищническая приватизация собственности и порожденная ею преступность, просчеты и эгоизм новых "хозяев жизни" объективно работают на Империю. Они создают ей условия захвата власти в стране.
"Что принесут "Коробов и компания" России? – не раз задавал себе вопрос Инквизитор, анализируя оперативные материалы по Империи. – Цинизм по отношению к морали и к самой человеческой жизни, их преступные методы борьбы за власть позволяют увидеть контуры их будущего режима. И не исключено, что режимы Гитлера и Сталина покажутся лишь цветочками перед тем, что готовят они ошельмованному и временно потерявшему веру в свои созидательные силы народу России".
– Конклюдентность, – повторил загадочное слово Инквизитор и задумчиво прочитал вслух, барабаня пальцами по стеклу:
– В потомстве переврплотясь в своем, мы времени пощечину даем…
Инквизитор с юных лет обожал поэзию серебряного века. Особенно Гумилева, Бальмонта и Хлебникова.
* * *
Он всю жизнь вставал в шесть утра, минута в минуту: без будильника и независимо от того, когда накануне ложился спать. Наскоро выпивал чашку горячего кофе и шел в сквер перед домом выгуливать своего любимца бладхаунда.
Так было и в это утро. Рамзай был псом воспитанным и, зная свою устрашающую внешность, никогда ни к собакам, ни к прохожим не приставал. Поэтому Инквизитор еще у дверей подъезда спускал его с поводка, и тот важно шествовал в сквер перед домом.