– Да, верно, – сказал он.
– Мы хотели ему позвонить, – напомнил Джо. – Ты сам позвонишь, да? Ты же с ним знаком.
– Да, конечно. Он ведь со мной обо всем договаривался, как ему звонить, и все такое.
– И когда ты это сделаешь? Сегодня днем?
– Нет, только не сегодня, -” сказал Том. – Сегодня не такой день, неподходящий.
– Почему?
– Ну, прежде всего, у меня так трещит голова, что я просто не в состоянии думать. А во-вторых, нам нужно пропустить пару дней, может, неделю. Пусть все немного успокоятся после ограбления, прежде чем мы еще что-то провернем.
Джо пожал плечами:
– Не понимаю.
– Слушай, – сказал Том, – к чему спешить? – Он снова начал раздражаться, отчего голова у него еще больше заболела, что, в свою очередь, еще больше сердило его. – Мы же собираемся торчать здесь полгода, так что не так уж важно, когда я позвоню Вигано.
– О'кей, – уступил Джо. – Поступай так, как считаешь нужным.
– У нас нет причин нестись к нему как сумасшедшим. Он подождет.
– Мне-то что, – сказал Джо.
– Просто предоставь мне действовать по моему усмотрению.
– Я так и сделаю. А ты забудь, что я тут наговорил.
– Хорошо, – тяжело дыша, отозвался Том. – Вот и договорились.
ВИГАНО
Вигано медленно переворачивал страницы толстого альбома. Он сидел за большим столом в своей библиотеке, листая страницы, подолгу вглядываясь в лица. Марти был рядом, просматривая второй альбом. Остальные альбомы, лежащие на соседнем столе, изучались каждым человеком Вигано, кто видел парня, явившегося сюда месяц назад и спросившего у босса, что он должен украсть, чтобы тот заплатил ему два миллиона долларов.
Посыльный, который привез сюда эти альбомы из Нью-Йорка, сидел в машине перед парадным подъездом. Достать их на ночь стоило огромных денег, и посыльный должен был вернуть их назад не позднее шести часов утра. Альбомы содержали фотографии всех полицейских Нью-Йорка, работающих в патрульных машинах.
Днем эти же альбомы тщательно изучались всеми сотрудниками и охранниками ограбленной финансовой конторы. Согласно полученным Вигано сведениям, до сих пор никому еще не удалось опознать по ним грабителей.
У самого Вигано тоже ничего не получалось. Через какое-то время все эти брови, носы, прически начинали сливаться. Вигано устал, у него резало глаза, он злился и готов был зашвырнуть альбомы куда-нибудь подальше.
Если бы только Марти в ту ночь не потерял следа этого прохвоста! Потом им стало ясно, как все было организовано: коп, стоявший на верху лестницы на Пенн-Стейшн, наверняка являлся компаньоном первого парня, но тогда Марти не имел возможности догадаться об этом. Он не присутствовал при разговоре Вигано с неизвестным и не мог знать, что человек, за которым Марти следил, – полицейский и что тот упомянул о своем партнере. Только позже, когда, собравшись здесь, они сопоставили все факты, стало легко понять, как ловко их провели.
Дело было сделано просто и умно, как и само ограбление. Являлись эти парни на самом деле полицейскими или нет, но они проявили себя ловкими и изворотливыми ребятами.
Но все-таки были ли они копами? Эта мысль больше всего бесила Вигано, когда он мучился, просматривая альбомы. Тот парень со своим партнером оделись полицейскими, чтобы совершить ограбление; так не было ли его заявление, что он – полицейский, такой же маскировкой?
Все лица в альбоме казались похожими друг на друга. Вигано уже понимал, что фотографии ничего ему не дадут, но считал необходимым использовать каждый шанс. Он просмотрит эти проклятые альбомы, каждый, один за другим. И то же сделают Марти и все остальные его люди.
Вигано решил во что бы то ни стало найти тех парней. Безразлично, копы они или нет.
ТОМ
Иногда во время ночной смены мы с Эдом выходим из участка и объезжаем свой округ на “форде”; это лучше, чем просто сидеть в дежурке детективного отдела и ждать вызовов. Самое большое количество уличных преступлений падает на ночную смену, и иногда такие рейды приносят пользу: когда поступает сигнал тревоги, зачастую мы оказываемся недалеко от места происшествия и можем скорее туда добраться, получив указания от диспетчера, чем если бы сами приняли вызов, сидя в участке.
Как раз этим мы с Эдом и занимались в ту ночь, где-то около часа. После ограбления прошла почти неделя. Мы с Джо больше не говорили о будущих миллионах, и я еще не звонил Вигано. Я не мог понять, почему я этого не делаю, наверное, просто еще не дозрел.
Ограбление оставалось горячей новостью всего три-четыре дня. Его связывали с налетами на универсамы в Детройте, происшедшими пару лет назад, в которых тоже участвовали парни в полицейской форме, но, кажется, это было единственной ниточкой у следователей. По крупным универсамам ходила памятная записка, в которой всех служащих просили еще раз подумать о дне ограбления и попытаться вспомнить – может, они заметили что-нибудь необычное в связи с какой-нибудь патрульной машиной или в отношении какого-нибудь полицейского. Такой прием очень походил на расследование внутри полицейского департамента, что показалось слишком для Ассоциации добровольных благотворителей в пользу патрульной службы. Ассоциация, которая, кстати говоря, крайне редко жертвовала приличные деньги, подняла такой вой по поводу памятки и ее скрытого смысла – мол, в ограбление пытаются замешать полицейских, – что сам комиссар полиции вынужден был созвать пресс-конференцию, где публично извинился и назвал записку “неверно сформулированной”. Можно сказать, что это стало последней вспышкой интереса к преступлению на Уолл-стрит, потому что последние два-три дня о нем вообще не говорили по телевизору.
Нам начинало казаться, что мы не допустили ни одного промаха ни в планировании, ни в осуществлении операции. Теперь оставалось не совершить какого-нибудь типичного прокола после совершения преступления, особенно после получения денег.
Например, напиться на публике и разболтать, какими ловкими мы оказались. Или спрятать добычу в таком месте, где ее сможет обнаружить случайный человек; или начать сразу с шиком тратить огромные деньжищи; или бросить работу и начать вести совершенно иной образ жизни. Мы знали об этих ошибках, видели их с другой стороны. До сих пор, как нам казалось, мы вели себя правильно.
Еще до ограбления я думал, что после него будет очень трудно снова вернуться к работе и погрузиться в это изматывающее однообразие, сознавая, что где-то лежит припрятанный миллион. Но выяснилось, что моя работа нравится мне, как никогда. Ограбление оказалось чем-то вроде отпуска. Правда, я еще не получил от Вигано деньги, но я был уверен, что сделаю это, и не беспокоился. За исключением того похмельного утра, я по-настоящему радовался каждому дню, когда мне предстояло ехать на работу. Отчасти, думаю, из-за нашего ограбления, потому что оно стало таким мощным прорывом в повседневной, рутинной жизни, что придало ей новую свежесть.