— Роман Евгеньевич, вы можете поступать как вам будет угодно, а мне предоставьте свободу действий. — Лариса жестко посмотрела своими зелеными глазами на Березова.
В ее взгляде не было ни следа сомнения в своей правоте. И Боцман это почувствовал.
— И что же ты собираешься делать?
Лариса пожала плечами.
— Ты знаешь, я ничего не имел против Машки Филимоновой, — осторожно произнес Березов, — но чувствую, пардон, своим задним местом, что не мог такой красавец, как Путов, польститься на этот секонд-хенд.
— Как ты можешь так цинично говорить о женщинах? — с грустной улыбкой произнесла Лариса, но сама подумала, что Боцман очень даже прав.
— Тебе нужна моя подпись? — спросила Лариса, взглянув на часы и давая понять Березову, что ему пора сматываться.
— Мы проведем собрание, вероятнее всего, завтра, там скорее всего твоя подпись и будет нужна.
Закончив таким образом разговор, Березов встал из-за стола, правильно расценив намек Ларисы, и пошел к выходу.
— Так мы договорились? — спросил он уже на пороге. — Мне кажется, это самое разумное решение.
— Председателем изберем, конечно, тебя?
— Нет, Ястребова. Он человек молодой, ему надо расти.
— Хорошо, я подумаю.
— Я тебе позвоню сегодня вечером, уточню, когда будет собрание.
И Березов, задержав на Ларисе взгляд еще на несколько секунд, развернулся и покинул ее кабинет.
Когда он ушел, она уже точно знала, что будет делать. Приход Березова и его разговоры о Владимире и Маше подтолкнули Ларису к активным действиям и окончательно оформили ее решение: надо ехать. В самом деле, совершенно незачем сидеть на месте и пережевывать свои эмоции. Это абсолютно неконструктивно. Она должна приняться за дело буквально с этого момента.
«Господи, ну и видок у тебя, Лариса Викторовна», — ехидненько пошутила она над собой, рассматривая в зеркале такси свое лицо, начисто лишенное косметики, и горловину простого платья из обычного китайского ацетатного шелка. Ни дать ни взять — кошелка откуда-нибудь с окраины города.
Но именно этот имидж был необходим ей на первом этапе операции. Она еще не знала, что будет потом, и плохо представляла себе последовательность действий, но то, что надо начать с внешнего вида, знала наверняка. Она уже выяснила, что поезд из Адлера на Тарасов уходит сегодня вечером после стоянки в так называемом отстойнике.
До его отхода оставалось каких-то три часа. Ей нужно было успеть вначале в отстойник, чтобы провести работу с представителями железнодорожного сервиса.
Она не скупилась на оплату, и таксист лихо довез ее до места.
Вокруг царило буйство субтропической природы: кипарисы, неимоверное количество летающих насекомых самой невообразимой окраски, чуть солоноватый привкус ветерка, доносящегося с моря.
И даже железная дорога, которая по своей сущности явно должна была дисгармонировать с окружающей обстановкой, здесь выглядела вполне уместно и не вызвала у Ларисы чувства отторжения. Вообще Черноморское побережье вряд ли что может испортить. Ну, конечно, если здесь настроить каких-нибудь металлургических гигантов — может быть, но слава богу, такая мысль еще не пришла никому в голову. Поэтому запах, исходивший от просмоленных шпал и стоявших на станции поездов, так не раздражал, как это наверняка было бы в родном Тарасове.
Лариса нарочно взяла с собой старую сумочку, чтобы выглядеть совсем как казанская сирота, как простая женщина, чтобы никто не мог заподозрить в ней жену нового русского, владелицу собственного ресторана. Конечно, в сумочке хранились необходимые для пребывания на юге доллары, но кто о них знал?
Именно такое, адекватное своему виду впечатление она произвела и на рабочих-путейцев. Они отнеслись к ней как к вполне гармоничному элементу пейзажа железнодорожной станции. Наверняка они подумали, что какая-нибудь проводница возвращается с прогулки по городу.
Наконец, проплутав среди путей и пересмотрев кучу составов — а они собрались здесь, похоже, со всех направлений огромной страны России, — она отыскала нужный ей поезд. Вот он — Тарасов — Адлер. Судя по всему, именно на нем и уехали из Тарасова Владимир и Мария Филимонова.
Лариса собралась с духом и постучала наугад в один из вагонов поезда. Одновременно она придала своему лицу совершенно несвойственное ему выражение нервозности, неуверенности и даже плаксивости.
Когда тяжелая дверь тамбура открылась и ее взору предстала женщина лет сорока в железнодорожной форме, Лариса набрала побольше воздуха в легкие и начала:
— Ой, извините меня, пожалуйста… У меня дело одно к вам, несимпатичное.
— Какое? — равнодушно спросила проводница, почему-то сразу же потеряв к ней интерес и устремив взгляд куда-то вдаль, поверх Ларисы.
Тут за спиной проводницы появилась еще одна женщина с родимым пятном на лице и веником в руках. На вид ей было чуть больше лет, чем первой, а взгляд казался более добрым.
— Ой, девоньки, я так нервничаю! — неожиданно выдавив из себя слезу, пролепетала Лариса.
Она вынула из сумочки платок и промокнула им уголки глаз.
— Что случилось-то? — отреагировала женщина с веником.
— Не знаю, Тань, чего-то никак не пойму, — ответила той женщина в форме.
— Вы разрешите мне подняться? — с мольбой в глазах попросила Лариса у обеих женщин, переводя взгляд с одной на другую.
— Ладно, Валь, пускай поднимется, может, случилось чего… — сказала та, которую назвали Таней.
Валя пожала плечами и лязгнула затвором, обнажив таким образом ступеньки, ведущие в вагон. Лариса быстренько поднялась по ним и очутилась в тамбуре.
— Так что у вас? — нетерпеливо спросила Валя.
— Муж у меня пропал, девоньки, муж…
— Дело серьезное, — констатировала Татьяна и поставила веник в угол тамбура. — Только мы-то здесь при чем?
— Так ведь на вашем поезде он сюда приехал. И канул куда-то…
Лариса поминутно судорожно вздыхала, изо всех сил стараясь произвести на этих простых русских женщин впечатление несчастной жены, потерявшей мужа.
— А я ведь любила его, не изменяла, детей в школу водила, обстирывала! — Лариса сама удивлялась, насколько хорошо она вошла в роль, насколько правильные слова льются из ее уст. — С любовницей сбежал, кобель поганый! И где вышел, не знаю… Мне добрые люди сказали, что в Сочи, но не было его там… Где-то, видать, сошел, не доезжая.
— Как он выглядел-то? — после некоторой паузы, в течение которой обе железнодорожницы обдумывали рассказ Ларисы, спросила Татьяна. — Ой, я вам фотографию покажу! — И она достала из сумочки цветную фотографию, сделанную в мае, где они с Владимиром были сняты в его розарии. Лариса была в простеньком летнем платьице, Владимир же был одет в спортивный костюм.