Впрочем, сама же Шахинова это и произнесла.
— Это безобразие принадлежит моему мужу, — обвела она картины медленным жестом. — Честно говоря, я его никогда не понимала. С чего ему пришла в голову бредовая мысль, что он талантлив?
Она тихо рассмеялась, прикрыв глаза.
— Только не заикайтесь мне о том, что вам это понравилось, потому что я потеряю к вам всякий интерес и нам не о чем будет разговаривать. Вы или наврете, или у вас дурной вкус. Нравиться эта мазня не может.
— А зачем вы тогда держите ее на стенах?
— Из вежливости, — хихикнула она. — Если я выкину всю эту дребедень в подвал, меня осудит все человечество в лице друзей и соседей. В принципе это можно бы продать, но боюсь, что затрачу куда больше средств, чем приобрету. Поэтому приходится терпеть эти бесконечно-муторные пейзажи, втайне надеясь, что какой-нибудь идиот решит поджечь мою квартиру, заранее об том предупредив. Тогда я смогу разыграть безутешное горе и успокоиться.
Она принесла кофе и с любопытством принялась рассматривать меня.
— Вы хорошенькая, — сообщила Шахинова после некоторого экскурса. — Надеюсь, что еще и не лишены ума, раз вас потянуло на такую нетривиальную работу?
— Ну, это уж не мне судить. Хочется верить, что не глупа.
— Так что вас интересует? Мой муж как личность? Его подозрительные преступные связи? Личности, которые его окружали в последнее время? Сразу предупреждаю, мне они неизвестны. К своему счастью, в последнее время я уже не входила в число этих личностей. И нельзя сказать, что испытывала от этого чувство потери.
— Меня интересует все. И в частности…
Я посмотрела на нее, прикидывая, насколько она будет способна к откровенности — ее теперешняя готовность могла запросто оказаться всего лишь бравадой.
— Его связь с Мещерским и группировкой, которая известна под названием «Трудовая молодежь», — решилась я.
В ее глазах вспыхнул огонек удивления и интереса.
— Ага, — кивнула она. — Значит, странные знакомцы моего экс-супруга не остались скрытыми от вашего любопытного взора. Ну что ж… Постараюсь рассказать вам, что там произошло. Тем более что его знакомство с ними, собственно, явилось одной из причин моего окончательного решения отказаться от дальнейшего присутствия Юрия в моей жизни…
* * *
— Наверное, надо сразу сказать, что мы поженились, когда мне было только восемнадцать, а ему уже под тридцать. Я была студенткой училища, в котором он начинал преподавать. Если быть честной, то звезд с неба я никогда не хватала, но, в отличие от моих сокурсников, прекрасно отдавала себе в этом отчет. Намалевать парочку средних пейзажиков совершенно не означает вероятность того, что лет через двадцать ты вырвешься в Левитаны. А Юрию всегда казалось, что он гений. Ну, непризнанный, конечно…
Она рассмеялась.
— Самое смешное, что сначала я тоже так считала. Смотрела на него распахнутыми глазами. Все, что он вещал, безоговорочно принималось мной на веру. Светлые идеалы, немного банального диссидентства — но это сейчас я научилась различать верные тона от лживых. Да ведь и сам он верил в ту муть, которую нес, поэтому, наверное, у него и выходило все так убедительно. Особенно для такой наивной дурочки, какой я, безо всякого сомнения, была в то время.
Ну да это вам неважно. Просто такова преамбула, дабы вы легче могли понять, что произошло с неформальным нашим художником Юрочкой Шахиновым, который вдруг ни с того ни с сего начал приторговывать наркотой — да, да! Я об этом знала. Но к тому времени я уже, слава богу, окончательно отрешилась от всех иллюзий на его счет, предоставив себе возможность только наблюдать за ним, как наблюдают, скажем, за обезьяной в зоопарке.
Довольно интересно наблюдать деградацию личности столь быструю, что в конце концов назревает вопрос — а был ли «мальчик»? То есть — была ли вообще личность? Так вот, все эти таинственные «масончики» местного толка объявились около двух лет назад. Довольно большой срок, скажете вы? Появились они в тот момент, когда наш драгоценный Юрочка, отчаявшийся получить прижизненное признание от своих неблагодарных соотечественников и доселе игравший роль этого самого «гения и пророка», вдруг обнаружил, что в холодильнике пусто, а слава все не пришла.
Никому не интересно, что он вообще делает в этой жизни и есть ли он в ней вообще. Я, конечно, как существо не столь одаренное, какие-то грошики зарабатывала, переквалифицировавшись в буквальном смысле в «управдомы». То есть просто-напросто я смиренно торговала на базарчике яйцами, и уж по крайней мере битые яйца присутствовали в доме постоянно. Потом я встретила одного человека… И моя жизнь изменилась.
В ее глазах появился оттенок мечтательности. «Так, — подумалось мне. — Где-то у нашей красавицы Шахиновой есть возлюбленный…»
— Он нашел мне работу. Я стала проектировать квартиры — то есть обустраивать домашний быт «новых русских» под родной им офисный стиль, чтобы они чувствовали себя дома, как на работе. Мы рушили стенки, срывали двери, занимались и не таким еще вандализмом, за который мне стали платить совсем неплохо, а мой друг не отставал и однажды признался, что не может жить без меня. Дома меня ждал мой супруг, которого начало злить, что такая полная дуреха, как я, зарабатывает, в отличие от него, достаточно, чтобы не только кормить его, но и становиться независимой. И если с первым постулатом он был согласен, то второе условие его просто бесило. Поэтому, возвращаясь, я слышала угрозы, нытье, пустой треп. И если думаете, что моя выдержка была безгранична, то вы ошибаетесь.
Она встала. Совершенно неожиданно обернулась ко мне и сказала:
— Черт его знает, почему я с вами так разоткровенничалась, но раз уж пошла такая музыка, давайте хотя бы выпьем на брудершафт. А то у меня получается исповедь перед «следователем» накануне ареста. Меня, кстати, зовут Лерой. А вас?
— Сашей.
— С ума сойти, — рассмеялась она. — Теперь понятно, почему меня так расслабило перед вами в чувстве безграничной симпатии. У нас с вами мужские имена. Валерия — Александра. С такими именами трудно мириться с тем положением, которое пытаются навязать тебе представители «сильного» пола.
— Да уж, это точно, — согласилась я. — Мне все время хочется доказать, что я не «чайник».
— Мне тоже. Наверное, поэтому все так и произошло. То есть немного по моей вине. Если бы я была такой, как все, то есть слабой женщиной, неспособной к бунту, Шахинов был бы жив-здоров.
— Мне кажется, вы берете на себя слишком много. Если это не вы, конечно, выстрелили в него, когда он решил принять ванну в чужом доме…
— Да побойтесь бога, — прыснула она. — Я и стрелять-то не умею! К тому же прекрасно понимаю, что за такую «драгоценность», как Шахинов, мне пришлось бы пойти «по этапу», а я не Катюша Маслова. Страсть к этой скотине умерла во мне уже через месяц после заключения брака. Меня хватило только на красивый жест и слова: «Пошел прочь, мерзавец!» Причем, хоть убейте, не помню, получились ли у меня эти слова достаточно внушительными и раскатистыми или я их робко пропищала. Поскольку связываться с Шахиновым было уже подвигом — этот зануда был способен на многие пакости. Что, в принципе, он и не замедлил устроить мне по полной программе.