— Ольга Юрьевна, я деловой человек, поэтому давайте без околичностей, я их не люблю.
— Тем лучше. Тогда скажите мне, где вы были вчера около полудня, а если точнее, с половины одиннадцатого до половины второго? — Я подняла глаза и выжидательно смотрела на Марину.
— С утра я была на работе… — Киселева нервно затеребила рукав своего пиджака.
— Поточнее, пожалуйста.
— Примерно с десяти, — сказала она небрежным тоном, как бы делая мне одолжение.
— До которого часа?
— Была здесь до обеда… — Она вдруг запнулась. — Нет, до двенадцати.
— А потом?
— Потом поехала обедать, — испустив тяжелый вздох и закатив глаза к потолку, сказала она.
— Куда?
— Послушайте, Ольга… — она сделала вид, что запамятовала мое отчество.
— …Юрьевна, — освежила я ее память.
— Послушайте, Ольга Юрьевна, я не понимаю, к чему вы клоните? — взволнованно проговорила она.
— Могу вам объяснить, — успокоила я ее, — но только после того, как вы ответите на мой вопрос.
— Ну, хорошо. — Она достала сигарету из пачки с изображением верблюда и закурила. — Я была в кафе «Реприза».
— Надеюсь, вас там видели…
— Ну, — замялась Марина, — никого из знакомых я там не встретила…
— За каким столиком вы сидели?
— Угловой столик в левом ряду.
— Хочу сделать вам комплимент, Марина Рудольфовна, — улыбнулась я, — у вас очень эффектная внешность…
— Не вполне вас понимаю, — смутилась она.
— Мне пару раз доводилось обедать в «Репризе», — пояснила я. — Бармен и официанты там — мужчины.
— И что же? — Марина была напряжена.
— Они просто по своей мужской природе не смогли бы не обратить на вас внимания. Вы меня понимаете?
— Да, конечно, — ответила она после недолгого молчания.
— Так вы были вчера в «Репризе»?
— Нет.
— А где вы были?
— Я встречалась с одним своим знакомым.
— Как его зовут?
— Максим. Максим Назаров, — торопливо сказала она.
— И как долго продолжалась ваша встреча?
— Мы расстались в два часа. — Она отвела глаза в сторону.
— Где я могу его найти?
— Зачем это вам? — не выдержала она.
— Хочу, чтобы он подтвердил ваше алиби, — невозмутимо ответила я.
— Алиби?! — Марина вытаращила свои большие красивые глаза. — Вы что, меня в чем-то подозреваете?
— Вы ведь знаете Лилю Терещенко? — бесстрастно спросила я.
— Да, она работала у меня… — Бледность залила ее красивое лицо.
— Ее убили вчера около двенадцати часов дня в квартире на Лунной улице, где она проживала.
— Как? — еще больше округлила глаза Киселева.
— Застрелили из пистолета. По-видимому, из пистолета с глушителем, потому что соседи ничего не слышали.
— Господи, — выдохнула Марина, — ну а я-то здесь при чем?
— Около месяца назад у вас с ней произошла ссора из-за Алексея Замуруева, которого вы ревновали к ней, после чего вы ее и выгнали с работы.
— Откуда вам это известно? — злобно произнесла она.
— Мне известно и еще кое-что. Например, то, что ваша мама тоже была любовницей…
— Замолчите! — Она не дала мне закончить. — И убирайтесь отсюда вон, не то я вызову охрану.
— Вы не оригинальны, Марина Рудольфовна. — Я поднялась и посмотрела ей прямо в глаза. — Второй раз мы с вами встречаемся лицом к лицу, и второй раз вы, мягко говоря, повышаете на меня голос. Может быть, у вас такой стиль общения с незнакомыми людьми? Или это предубеждение против прессы вообще? В любом случае, прошу вас, при следующей нашей встрече будьте посдержаннее.
— Надеюсь, что следующей встречи у нас не будет! — крикнула она, когда я уже открывала дверь.
— Мне бы тоже этого очень хотелось, — улыбнулась я и мягко закрыла за собой дверь.
* * *
«Да, Марина Рудольфовна Киселева — та еще штучка!» — думала я, спускаясь по лестнице Дома молодежи. «Убирайтесь отсюда вон!» — нет, каково, а? Если она врет, то делает это очень убедительно. А если нет? Если она говорит правду? Тут мне пришлось призадуматься. Стала бы женщина, которая каждый день отправляет на тот свет по человеку, переживать по поводу опубликования в какой-то местной газете фотографий, где она запечатлена, скажем так, в состоянии гнева или близком к нему? «Ну и что? — сказала бы она. — Печатайте на здоровье, мне это до лампочки». Логично? Вроде бы да, с одной стороны. А с другой? Я просто кожей чувствовала, что Марина — человек сильной воли, а уж актерского таланта ей не занимать. И если она просчитала свои действия на несколько ходов вперед и предполагала, что я после разговора с ее девочками непременно загляну и к ней, то вполне могла сыграть роль этакой невинной овечки с волчьими зубами.
Я села в машину и, откинувшись на спинку сиденья, закурила. Кажется, я зашла в тупик. У меня было как минимум трое подозреваемых (включая вдову Замуруева и ее брата-мафиози), что само по себе, может, и неплохо, и никаких доказательств — только одни предположения. С того момента, как на моих глазах на подиуме в Доме молодежи погиб Алексей Замуруев, прошло почти двое суток, а у меня, кроме груды перерытого грязного белья, ничего не было. Образно говоря, я сидела на этой груде, возвышающейся, как Казбек на пачке папирос с одноименным названием, а вокруг меня простирались необъятные просторы предположений и догадок.
«Слезай, детка, и — вперед, — сказала я себе, — нечего нюни распускать. У тебя еще немало возможностей найти преступника или преступников, если убийства Замуруева и Терещенко не были связаны между собой». Но мне почему-то казалось, что пока, чтобы не распыляться, нужно исходить из предположения, что это дело рук одного и того же человека. Какое-то глубокое таинственное чувство подсказывало мне это. Если следовать его тихим, но настоятельным уверениям и исходить из предположения, что два убийства связаны между собой, то наиболее правдоподобно в роли убийцы выглядит Марина Киселева — она злопамятна, при этом может (когда ей это нужно) держать себя в руках, у нее есть мотив — измена Замуруева, который на время ли, навсегда ли, но предпочел ей Терещенко, и возможность привести план мести в исполнение. Ложкин, казалось мне, был меньше заинтересован в смерти Замуруева, а Ирина не обладала той ядовитой злопамятностью и хладнокровием, которые требовались, по моему мнению, убийце, чтобы последовательно расправиться со своими жертвами. Если бы Ирина кинулась расстреливать всех женщин, с которыми ей изменил ее славный муженек, она давно бы угодила за решетку.
Как бы то ни было, мне нужны были доказательства. Где я могла добыть их? Максим не мог ни подтвердить, ни опровергнуть то, что время с двенадцати до двух Марина провела с ним. Вернее, он вполне мог сделать это, только свидетельству его грош цена. Он — лицо заинтересованное, а потому не представляет ценности как свидетель. Ладно, пойдем дальше.