– Но так не бывает: сегодня вор, а завтра – паинька, чистый человек.

– Может быть, когда-нибудь я и буду наказан за свои прегрешения. Но я не думаю, что приговор будет строже, чем тот, который мне был вынесен еще при рождении. Ты ведь не знаешь, что такое родиться в многодетной семье с отцом-инвалидом? Не знаешь… А я могу тебе сказать: эта жизнь ничем не лучше, чем в лагере для осужденных. Я ведь, как приговоренный, с шести лет поднимался чуть свет, дрова пилил, колол, навоз из коровника вывозил, потом отсиживал занятия в школе и опять пахал, сеял, убирал. Словом, с дошкольного возраста зарабатывал деньги на хлеб. И пальто во втором классе мне мать купила навырост. В нем и школу закончил. Так что я за свои грехи еще в детстве отсидел. А хуже того приговора для меня может быть только смертный. Но в суде за угоны вышку не дадут. А за «зелень», с которой ты меня приглашаешь удрать с тобой за границу, нам точно не сносить головы. А они, Слава, тебя не то что в Африке, у черта за пазухой достанут.

– Но я не могу отдать деньги…

– Тогда покайся и жди, – развел руками Валька.

– Я не могу отдать деньги, потому что у меня их нет!

– Скажешь тоже, как в лужу… Только что за границу приглашал, а теперь, видите ли, денег у него нет.

– Скорее всего, они уже там, Валя, за границей.

Гонивовк поднял глаза:

– Чего ты горбатого лепишь? Тоже мне выискался – авантюрист международного масштаба.

– Они за кордоном, Валя. За пятьдесят тысяч «зеленых» оказал мне эту услугу один человек… Ты никогда бы не подумал – кто.

– Знаешь, мне это не интересно. И если ты уж решил играть по-крупному, то действуй сам. Я категорически не хочу быть посвященным в твои планы.

– Но только ты смог бы мне помочь вернуть деньги. Ведь если я приду к Сурену без «зелени», меня не станут слушать, а, сам знаешь, сразу подвесят за яйца.

– Оставь меня в покое, Славик. И лучше будет, если о нашей встрече здесь никто не будет знать. Ведь если это станет известным Сурену, а затем и Шамилю, то я не собираюсь погибать за компанию и вынужден буду рассказать о нашей встрече подробнее.

– Но ты мне должен помочь!

– Чем? – Валька с шумом поднялся из-за стола. На пол полетела металлическая тарелка с шашлыком.

– Мальчики, мальчики! – бросилась в их сторону тетя Вера. – Что вы тут не поделили?

Славка схватил Гонивовка, который готов был уже покинуть шашлычную, за руку:

– Присядь хотя бы еще на одну минуту.

– Ну?

– Передай одному человеку записку.

– Это твоя последняя ко мне просьба?

– Пусть будет так.

– Тогда пиши быстрее.

Он сидел, откинувшись на спинку стула, и ждал, пока Славка водил карандашом по листку бумаги. Наконец он свернул лист вчетверо и протянул Гонивовку:

– Здесь адрес, по которому меня можно найти.

– Это уже не мое дело. Так кому передать?

– Натюрморту.

Вальку словно кипятком ошпарило: неужели в этом деле замешан художник? Но он тут же постарался взять себя в руки: мало ли какие дела у Климова могли быть с Натюрмортом.

4

Следователь военной прокуратуры капитан Рогозин с трудом оттолкнул на край стола несколько толстых папок с документацией о перевозках грузов ермолинскими летчиками. На первый взгляд картина получалась такая: начальника аэродрома полковника Никитина нужно было носить на руках. Это был один из немногих командиров, который, как говорится, мог совмещать приятное с полезным. В то время как офицеры во многих подразделениях жили с семьями в палатках, чуть ли не каждый день из-за неукомплектованности частей кадрами вынуждены были нести круглосуточные дежурства и, вдобавок ко всем бедам, месяцами не получали жалованья, ермолинские летчики не простаивали и зарабатывали деньги, выполняя коммерческие рейсы.

На каждом армейском совещании руководство армии и штаба ставило полковника Никитина в пример. Смотрите, мол, Борис Карпович и летчикам скучать не дает, потому как тренировочные полеты они совмещают с коммерческими рейсами, и казну армии пополняет, помогая перемещать народнохозяйственные грузы.

Но капитан Рогозин в общем ворохе документов подметил, казалось, совсем незначительную деталь: перевозкой народнохозяйственных грузов на Ермолинском аэродроме и не пахло. На Кавказ, как правило, многотонные «Антеи» перевозили автомобили, выполняя заказы коммерческих фирм, а обратно в Москву возвращались под завязку загруженные ликероводочной продукцией. И это в то время, когда российские пограничники и таможенники вели активную борьбу на Кавказе по пресечению ввоза в Россию контрабандного спирта. Пока одни сдерживали на границе сотни цистерн с нелегальным спиртом, авиаторы под общий шумок челночили и получали приличные деньги за перевозку водки и коньяка.

Рогозин отлично понимал, что на рейсы военных самолетов таможня смотрела сквозь пальцы. Конечно, специалисты этого контрольного ведомства догадывались, какой товар мог скрываться внутри огромных грузовых аэробусов, но предпочитали помалкивать и с вояками не связываться.

Но перевозка спирта – это уже из другой оперы. А пока капитан Рогозин, однокашник Игоря Смагера, работал над дружеской просьбой его шефа – подполковника Зубкова.

Рогозин набрал номер телефона МУРа. Трубку тотчас же подняли, и на другом конце провода прозвучал приятный баритон:

– Зубков.

– Владимир Иванович, это капитан Рогозин из военной прокуратуры.

– О! Олежек, как жизнь молодая?

– Втравили, Владимир Иванович, вы меня в авантюру, – без церемоний перешел к делу Рогозин.

– Так уж сразу и в авантюру? – засмеялся Зубков, но потом перешел на серьезный тон. – Что, начальство не одобряет твоей инициативы разобраться с передовым опытом летчиков?

– Еще как не одобряет. Меня уже наш главный прокурор вызывал и спрашивал, дескать, какого черта ты полез к ермолинцам?

– Ну, а ты?

– Я на вас всю вину переложил.

– Это как же?

Рогозин тихо засмеялся, прикрыл трубку ладошкой и, хотя в кабинете, кроме него, никого не было, оглянулся по сторонам:

– Я сообщил: дескать, по секрету от своего друга узнал, что МУР проявляет повышенный интерес к Ермолинскому аэродрому, поэтому, дабы военную прокуратуру не застали врасплох, решил тоже поинтересоваться летными делишками. А то случится так, что гражданские поднимут шум на всю страну, а мы, военные, об этом и слыхом не слыхивали. Тогда стыда не оберешься. А тут выложим и свои козыри: мол, все нам известно, и хоть завтра готовы призвать к ответу нарушителей.

– Оригинальный ход, – похвалил Зубков.

– Сам от себя в восторге.