Внимая крикам Людмилы Николаевны, которые лавиной отчаяния неслись из кабинета, я поняла, что Белкина «награждена» подпиской о невыезде. Далее лейтенант принялся за совсем уж неблагодарное дело: проводить параллели между историей гибели мужа Белкиной и недавним дачным инцидентом.
Лейтенант пытался успокоить Белкину строгими окриками, смутными угрозами и прочими штучками из арсенала милиции. Он даже меня пригласил в кабинет. Но для Людмилы Николаевны это послужило почему-то новым импульсом к потоку откровения «не по делу», как определил это усталолицый.
Нервы Белкиной окончательно сдали. Мы стали свидетелями истерики, представляющей собой поток слез, душераздирающих признаний и скорбных речитативов. Я сочла себя вынужденной вмешаться, произнесла пару коротких, но сильных, в духе Дантона, монологов, поручилась за свою «подругу» и напомнила смущенному таким напором лейтенанту несколько сентенций о непреодолимой ярости Немезиды и торжестве справедливости. Когда в беседу с утомленным сверх меры стражем порядка вновь вступила Людмила Николаевна, я позвонила в редакцию и доложилась Кряжимскому. Вначале он ойкнул и удивленно вздохнул, потом принялся меня ободрять, давая разного рода советы.
Наконец лейтенант Смирнов полностью выдохся. Изможденный эмоционально-сбивчивой речью Белкиной и моими лаконично-взвешенными, но лишенными всякого воодушевления показаниями, он отпустил нас, «пригрозив» вызвать, если потребуется, за дополнительными разъяснениями.
Мы были так рады свободе, что согласились пожертвовать сутками личного времени, дабы предоставить Смирнову всю имеющуюся в нашем распоряжении информацию.
Преображенная всей этой историей, Белкина — я бы не удивилась, если бы над ее головой воссиял нимб, — наотрез отказалась ехать домой и стала склонять меня к ночлегу на даче. Я почувствовала себя крайне растерянной и смущенной. Теперь мне казалось, что день прошел глупо и бесславно. Бывает, накатывает и на меня меланхолия.
— Мы ведь никого не убивали, — беззаботно ворковала Белкина, сидя на переднем сиденье моего авто.
— Людмила Николаевна, — протянула я ей сотовый, — позвоните Станиславу Сергеевичу.
— Ладно. — Белкина взяла мобильник и набрала номер. — Он приглашает нас на ужин, — равнодушным голосом сказала она, переговорив с ним.
— Я, конечно, польщена, — искренне призналась я, — но чувствую себя дьявольски разбитой.
— А я так полна сил! — широко улыбнулась Людмила Николаевна, потягиваясь.
— Что, если я вас отвезу к Станиславу Сергеевичу, а сама поеду домой? — робко предложила я.
— Ну, если ты хочешь меня бросить… — надулась Белкина.
Что, она моя герл-френдка? — возроптало мое традиционно ориентированное самолюбие.
— Неважно себя чувствую, — я выразительно посмотрела на свою неугомонную спутницу.
Мы уже были на подъезде к центру. Окна приветливо светились рыжими и желтыми огоньками. Я плавно подкатывала к очередному светофору, чтобы так же плавно стартануть. Могла же я себе позволить хоть небольшой отдых?
— Давай-ка я загляну в «Юпитер», — Белкина сделала энергичный жест рукой, — куплю чего-нибудь вкусненького — я сегодня, почитай, два раза заново рождалась!
«А ведь и правда», — подумала я, тормозя у супермаркета.
— Чем-то пахнет в салоне, — сказала я, почувствовав какой-то посторонний запах.
— «Божоле», — лаконично пояснила Белкина.
Пока она ходила за покупками, я курила. Надеюсь, моя старушка не взлетит на воздух, как ее «Форд», — усмехнулась я, сосредоточенно дымя и размышляя о том, что сегодня узнала. Заняв свое место в салоне, Белкина опять было взялась соблазнять меня перспективой ужина, но я решительно отказалась.
Больше всего на свете я хотела домой, о чем и сообщила моей неуемной сподвижнице. Видя такое упорное сопротивление, она смирилась с неизбежным одиночеством, как она гордо теперь именовала свою участь.
* * *
— Теперь вы все знаете, — закончила я повествование и вытащила из пачки сигарету. — Какие будут мнения?
Дело происходило на следующее утро. Я пригласила в кабинет Кряжимского, Виктора и Маринку, изложила им суть дела с необходимыми подробностями и теперь ждала, сидя на председательском месте с сигаретой в руке, что они скажут.
Все молчали.
— Запутанная история, — только и произнес Кряжимский.
Даже обычно говорливая Маринка дымила сигаретой, прихлебывала кофе собственного приготовления и не подавала голоса. Не говоря о Викторе, из которого слова клещами не вытащишь. Виктор — редакционный фотограф, но, кроме этого, у него есть и другие способности, которые он приобрел в действующей армии и мог применить по моей просьбе в случаях крайней необходимости.
О Кряжимском, сделавшем столь философское замечание, я уже упоминала.
— Мне это представляется следующим образом, — сказала я, не услышав ничего вразумительного. — Новгородцев, дела которого, как мы предполагаем, идут не слишком удачно, «продал ситуацию» Белкину, надеясь на этом немного разжиться. Но в этот раз просчитался — у Аркадия Сергеевича оказалось достаточно связей, чтобы затеять с ним тяжбу по поводу законности повторной эмиссии. Боясь проиграть дело в суде и остаться у разбитого корыта, Новгородцев решается на убийство своего делового партнера, а ныне конкурента.
— Далее, — я сделала из чашки глоток холодного кофе и продолжила, — неожиданно для Новгородцева дело покойного тут же подхватили его родственники. Тогда он подкладывает в машину Белкиной взрывчатку, машину разрывает на части, но хозяйка, к счастью, остается жива. Ее спасает случайность, бутылка минеральной воды, за которой она вышла буквально на несколько минут. Насколько я поняла, Людмиле Николаевне очень понравилось руководить и она ни за какие коврижки не откажется от процесса, а тем более никому не уступит контрольного пакета акций «Металлоконструкции», принадлежащих по закону теперь уже ей.
— Я считаю, — прикурила я новую сигарету, — что Марусев и люди, стоящие за ним, не имеют к убийству и взрыву никакого отношения. Они бы сперва сделали Аркадию Сергеевичу предупреждение. Правда, я не уверена, что он их не получал. Тем не менее эти люди угрожали его жене, теперь уже вдове. Вчерашний разговор с Марусевым я не отношу к угрозам. Он сам, как мне кажется, поставил себя в невыгодные условия перед бандитами, пообещав им то, в чем сам не был уверен.
— А мне кажется, — энергично включилась Маринка, — что это Белкина прикончила своего муженька из ревности, и никакие акции, «ситуации» и бандиты здесь ни при чем. Не забывай, что сказала Инна. Убийцей была женщина, я в этом уверена.
— Тогда как ты объяснишь взрыв «Форда», на котором ехала Белкина? — спросила я. — Может, она сама себя хотела поджарить?
— Может, и сама, — запальчиво ответила Маринка, — уж слишком все гладко получается! Она выходит на пару минут в супермаркет, и тут машину разрывает на мелкие кусочки. Очень эффектно. Но как-то чересчур случайно. Да она сама все подстроила, чтобы снять подозрение. Ты же сказала, что она дала подписку о невыезде. А перед этим, тоже совершенно случайно, собралась в турпоездку. Думала, не успеют ее вычислить, а пока она приедет, найдут какого-нибудь козла отпущения. Да ты и сама знаешь, как это у нас делается.