– Ну и что тут интересного? – проворчал вскоре гном, после того как отряд отмерил не менее полутысячи шагов по прямому, как стрела, коридору.
Император готов был с ним согласиться. Грубо вырубленный в камне ход, низкий и узкий, так что пробираться приходилось согнувшись в три погибели. В стенах ни ниш, ни боковых ходов.
– А ведь мы уже должны были эту пирамиду насквозь пройти, – не унимался Баламут. – У нас, у гномов, на это нюх.
– А и верно, – глухо проговорила Сежес. – Я вот тоже шаги считала. Мой Император! Может, повернуть?..
– Будем идти, пока не упрёмся в стену, – непреклонно отрезал правитель Мельина.
Левая рука вновь налилась болью. Медленно, никуда не торопясь, словно лениво напоминая о себе – я никуда не уходила, я здесь, я всегда готова вернуться…
– Кто тут тупик заказывал? Пожалте, государь милостивый, – проворчал Баламут, когда коридор оказался наглухо перекрыт каменными блоками.
Император остановился. Дисциплинированные Вольные застыли бронзовыми статуями, пламя факелов в их руках лизало низкий потолок.
«В чём я ошибся? – мучительно думал правитель Мельина. – Или эти пирамиды действительно не имеют никакого отношения к тварям Разлома? Или имеют, но нам не добраться до их секретов?»
– Баламут, здесь должен найтись потайной ход, – проговорил Император. – Твоё знаменитое гномье чутьё…
– …безмолвствует, – проворчал тот в ответ. – Или нет здесь ничего, или мне это не почувствовать.
– Сежес? Зачем прокладывать ведущий в никуда ход? Тогда разумнее было бы просто заложить сам вход.
– Это, бесспорно, верно, мой Император. – Сежес озадаченно взялась за подбородок. – Я могу применить заклятье поиска пустот… хотя мне и не очень нравится идея пустить в ход нашу магию в этом месте.
– Мне тоже не нравится, но другого выхода нет.
– Стойте, – произнесла Сеамни, касаясь плеча Императора. – Не надо никаких заклинаний.
Правитель Мельина обернулся – и едва не вздрогнул: глаза его Тайде заполнял недоброй памяти золотистый пламень. Сила Деревянного Меча властно потребовала себе Видящую народа Дану.
Зачарованный клинок, может, давно покинул Мельин, но память о нём осталась, и её уже не избыть. Можно только истребить.
– Отойдите, все! – властно приказала Сеамни Оэктаканн – подобно тому как она приказывала в те дни, когда крошечный отряд воинов Дану шёл сквозь ненавистную Империю, оставляя за собой трупы и пожары.
Император нехотя посторонился. Было в этом что-то неправильное, этот свет не должен возвращаться, несмотря ни на какую нужду.
Видящая народа Дану прижалась щекой к желтоватому ноздреватому камню. По его поверхности тоже вились руны, сами собой начавшие складываться в слова: в сознании зазвучал мерный, глуховатый голос, чётко, по разделениям выговаривавший незнакомые слоги.
– то же, что высечено при входе. Следом за звуком чужой речи пришло и понимание: «Тёмное поглотит светлое, чтобы засиять». Пальцы Сеамни ползли по грубо вырезанным символам, и всё тот же мерный, мёртвый голос продолжал читать ей словно прямо в уши:
«Dunraaken nor kuuman nor timerian nur iseng». «Поглощающее правб, обращая во Тьму».
Ethe sut iseng ab iseng sut ethe».
«Свет есть Тьма, и Тьма есть Свет».
Не то, не то, не то! Эти давно всем известные заповеди никому не интересны. Как открыть дверь, как пройти дальше, к сердцу пирамиды?!
Сеамни не задумывалась, как и почему магия Деревянного Меча позволила ей прочесть древние письмена, неведомой силой перенесённые в Мельин. Она не думала о явной связи между силами, сотворившими в своё время Царь-Древо (или же давшими ему способность плодоносить, рождая Иммельсторн раз в столетие – если, конечно, его не подобрали руки истинной Дану). Она вообще не рассуждала в те мгновения, вновь сделавшись Видящей.
Руны, руны, руны… всё то же, всё то же – о великом переходе, об отсутствии различий, о необходимости смерти как инструмента всеобщего обновления… ага!
– «Пусть взыскующий мудрости пирамиды поднимется на её вершину и окропит жертвенный камень кровью существа, способного говорить и страдать, и тогда дорога откроется ему», – громко прочитала Сеамни. Накатывали дурнота и усталость, и – что со стороны заметил Император – золотистый свет в глазах его Тайде наконец померк.
– Опять магия крови, – пробурчала Сежес. – Что ж, понятно, всё очень понятно. Пирамида способна вбирать в себя силу, с тем чтобы потом выдать её всю, без остатка – разумеется, по приказу строителей.
Император молча обхватил Сеамни за плечи, и она в полуобмороке уткнулась ему в плечо: жёсткая сталь доспехов показалась ей в тот миг мягче любой перины.
– Должен быть другой ход. – Баламут присел на корточки возле перекрывшей дорогу плиты. – Там пустота. И… ток воздуха.
– Ты ж говорил – мол, ничего не чувствую!
– Говорил, прекрасная госпожа чародейка. Но как только государыня Сеамни прочитала эти строки, с меня словно хмель слетел – ну, знаете, когда после попойки на тебя бочонок ледяной воды опрокидывают?
– Не знаю и знать не хочу, – ядовито отрезала Сежес. – На меня никто и никогда никаких бочонков не опрокидывал.
– Что, госпожа волшебница никогда и не гуляли так, что только наутро под столом и просыпаешься? Так ведь тогда вы, считай, ничего в жизни и не видывали! Ничего, вот справимся с этой нечистью, устроим пир на весь мир – я лично пригляжу, чтобы вам самого наилучшего гномояда поднесли. Гномояд, он такой – от него в голове сперва мутнеет, а потом проясняется, а потом первый раз под стол падаешь, и вот тут-то…
– Господин гном! – Скандализированная сверх меры Сежес аж подскочила на месте. – Опять ты за своё! Опять этот гномояд! И вообще – попрошу прекратить эти грязные намёки!.. Я… падать под стол… какая наглость!
– Что, ужели ж побрезгуете нами, а, госпожа чародейка? Даже кубка одного-единственного с нами не выпьете? – горестно осведомился Баламут.
– Выпью, выпью, – прошипела Сежес. – Только о чём ты сейчас болтаешь, сударь мой гном? Нам до того празднества ещё как до…