– Ты – дуотт! – вырвалось у мага.
– Истинно, – с ядовитой учтивостью ответил ассасин. – Последний Рыцарь Храма моей расы.
– А… те двое… Правый и Левый, как я их назвал… Они ведь тоже не-люди, так? Скажи мне, рыцарь, я ведь, как правильно заметил Шоар, уже не успею никому ничего разболтать.
– В ваших легендах злодей всегда пускается в пространные рассуждения перед связанным и как бы беспомощным главным героем, – мерзко усмехнулся дуотт. – Разумеется, за это время герой или успевает воспользоваться спрятанным артефактом, или к нему на помощь приходят верные друзья. У нас обстоятельства иные, и к тому же должен признать, рассказывать тебе это действительно доставляет мне огромное удовольствие. Я даже удивлён – мне казалось, что за все века в Храме подобные чувства меня давно оставили. Оказывается, что не до конца… Те двое, ты прав, не люди. Но и не дуотты. Если говорить прямо, один из них был человеком, другой – эльфом. Пока не достигли великого просветления и не вошли в пламя Зелёных Мечей, откуда вышли уже иными, совершенными существами. Пламя стёрло различия меж ними, провело тропой великой боли, без которой невозможно очищение… – В голосе ассасина послышалась нотка зависти. – Конечно, им далеко до совершенства Стоящего во Главе, но между мной и ими – всё равно пропасть.
– Как интересно, – протянул Анэто. – И какая жалость, что я узнаю всё это так поздно!.. Но скажи мне, рыцарь, разве ты не страшишься Спасителя?
– Спасителя? Конечно, страшусь, – неожиданно услыхал маг. – Любое живое существо дрожит и трепещет перед Его мощью. Мы не можем с Ним сражаться, мы можем лишь бежать. Храму осталось выполнить последний долг здесь, в Эвиале, после чего мы навсегда покинем сии пенаты.
– Надо же, – покачал головой Анэто. – Все собираются в дорогу, пакуют тюки, и вьючные верблюды уже подведены к крыльцу. Может, ты поведаешь мне напоследок, что же за «последний долг» удерживает вас здесь?
– Нет, – резко отрубил дуотт. – Это тебе знать не положено, пусть даже ты «не успеешь никому разболтать». Стоящий во главе запретил мне это, и я не ослушаюсь его приказа. Так, Шоар даёт мне знать, что я могу покинуть тебя, маг. Эльфы – странный народ; вместо того чтобы просто зарезать тебя, как барана, нарниец играет в благородство, мне велено тебя отпустить. Верёвки я оставлю, избавишься от них сам. Прощай, человек, наше отмщение наконец свершается. Войны Быка и Волка завершатся в эти дни, ничтожество. – Голос дуотта полнила дикая, несдерживаемая ненависть. – Вы, накипь и плесень, уйдёте, сгинете, воя от безнадёжности и ужаса, а мы, дуотты, посмеёмся над вашим последним кошмаром!..
– Вот как? А остальные твои соплеменники, они что ж, тоже уйдут, следом за эльфами? – выкрикнул Анэто, извиваясь на земле и пытаясь сбросить путы; от ярости он совершенно забыл о магии.
– Те из моих соплеменников, – холодно ответил дуотт, – кто достиг соответствующих высот, последуют за эльфами. Те, кто не продвинулся так далеко, – останутся здесь. Это справедливо. Сильному – жить. Слабому – отправляться во чрево Спасителя. Вы молодцы, люди, создали-таки идеального врага, силу, которой невозможно сопротивляться…
Шорох. Ассасин, конечно же, мог уйти совершенно бесшумно; наверное, он просто давал понять связанному человеку, что отныне тот предоставлен собственной судьбе.
Анэто не пытался нацелить заклятье в уходящего. Холодные тиски ещё не разжались, опытный чародей ощущал чужое присутствие. Наверное, та же Соэльди всё ещё следила за ним, до конца выполняя договор с Храмом.
…Уф, всё. Кажется, отпустили. Решили, что он безвреден, безопасен, что у него просто не хватит времени?!
Чародея внезапно затрясло. О, нет, нет, он отомстит, и отомстит страшно! Неважно, сколько у него осталось времени; он разыщет Мегану, и вдвоём они нанесут такой удар, что эльфы запомнят навсегда – собственно, их «навсегда» в случае успеха окажется до обидного коротким.
Волшебник встряхнулся – узлы послушно распутались, верёвки соскользнули. Как всегда, навалился откат; непривычно тяжкий для столь простенького чародейства.
Анэто поднялся; руки мага так и замелькали. Нарядный посох остался в Нарне, так далеко милость Вейде не простиралась; что ж, умную эльфийку трудно в этом винить. Ничего, Ан, мы можем и по старинке, жестом, словом, взглядом… Пусть моё заклятье не соберёт столько силы, сколько великая фигура королевы Вечного леса, но сейчас и так сойдёт. Если Мегана здесь, она его услышит.
* * *
…Он позвал, когда чародейка почти рассталась с надеждой. Донесённые послушным заклинанием слова показались ей трубным гласом, тем самым, что, согласно Писанию, поднимет мёртвых ото сна.
«Ан!»
«Это я, Мег. Где ты? Что с тобой? Ты близко?»
Беспокоится, окатила тёплая волна. Волнуется, места себе не находит. Всевеликие силы, и как же мне теперь признаться, что я… что меня…
«Мег! Не молчи, ну, пожалуйста! Скажи, где ты? Дай маяк, я тебя сам найду!»
Недавно вернувшийся Эфраим деликатно кашлянул и отошёл в сторонку, с преувеличенным вниманием уставившись на звёзды. Неужели он слышит?..
– Ничего не слышу, государыня, и слышать не желаю. А что до меня такая речь доносится, так то в природе моей, тут уж как хочешь крутись, и даже уши не зажать…
– Спасибо тебе, – само вырвалось у волшебницы. И дальше:
«Ан, ты… я…» – ой, да пропади оно всё пропадом! Я хочу его видеть, и всё. Я сама ему скажу. И… и… предложу покинуть меня, потому что какой же мужчина захочет с… с…
Не обманывай себя, ты сейчас больше всего мечтаешь о том, чтобы он с гордым негодованием отмёл даже саму мысль о том, что он, благородный Анэто, оставит любимую женщину только потому, что в жилах у неё теперь бродит толика вампирьего яда!
«Всё, я тебя поймал, даже маяка не понадобилось. – Суховатый смешок. – Сейчас буду, Мег… любимая!»
Всё. Умереть, растаять, ничего не видеть, не слышать, только чтобы в ушах крутилось это одно-единственное слово.
Ты, видать, совсем забыла гордость, чародейка, забыла, что такие мысли более приличествуют трактирным служанкам, мечтающим о милости богатого господина, – ну и пусть! Пусть забыла! Потому что мне это нравится, понятно?! Потому что меня никто и никогда не любил, и я тоже, ясно тебе, душа, моё второе я, или как там тебя?! Ничего не знаю и знать не хочу!
* * *
Анэто почти никогда не пользовался заклятьем тонких путей для столь малых расстояний. По незримым тропам гораздо легче обойти половину Эвиала, чем оказаться на соседней улице. Сил уходит куда больше, откат – куда злее, а уж о потребном для наложения времени и говорить не приходится.
Всё ещё кривясь и морщась от неутихшей боли, Анэто ступил на траву обычного мира. Полянка, деревья вокруг, поваленный ствол, какая-то фигура справа; а на бревне – она, она самая, Мегана, которую он…