– Отдай мне деньги, ты, неблагодарный ублюдок! Они мои! Я их зарабатывал, пока ты просиживал штаны…

Коул вырвался и пустился наутек. Тайлер продолжал кричать ему в спину. Осыпать его проклятиями и бранью. Может быть, хоть это наконец поможет принять решение? Но нет. Коул не верил, что брат просто высказывает то, что чувствовал все это время на самом деле, в глубине души. Это не сам Тайлер говорил, это в нем говорила зараза. Коул понимал, что Тайлер отдавал ему все от чистого сердца: забота о младшем брате придавала его жизни смысл, приносила ему счастье.

«И ты прекрасно знаешь, что он хотел бы дать тебе сейчас. Самый лучший из всех возможных шансов».

«Именно то, что я и сам хочу ему дать».

Итак, они снова зашли в тупик. Но на сей раз Коулу предстояло проломить стену. Он должен сделать выбор – другого выхода нет.

Впереди показалась дверь. Коул знал, что она ведет в комнату, засыпанную обломками и щебнем. Они с Тайлером пытались расчистить эту комнату четыре года назад, когда только начали обживаться в этом доме. С одной стороны, она того стоила: все четыре стены оставались целы, а дверь и вовсе была редкой роскошью. Но, с другой стороны, вмятины в потолке вызывали опасения, а обломки оказались неподъемными, и братья бросили эту затею.

Сейчас эта комната обещала спасение. Передышку. Коул вбежал, захлопнул за собой дверь, привалился к ней изнутри и изо всех сил сжал в кулаке обезьянью лапу.

Тайлер забарабанил снаружи. Дверь затряслась, но не поддалась. Тайлер молотил по ней кулаками, как будто уже окончательно рехнулся и забыл, что можно сначала попробовать повернуть ручку.

Пора сделать выбор – времени больше нет. Пожелать брату милосердной смерти? Или загадать, чтобы он снова стал прежним, здоровым и незаразным, – и молиться, чтобы на сей раз все сработало, потому что на этом запас желаний иссякнет?

Но, если честно, есть ли у него выбор? Нет, вряд ли. На самом деле – нет.

– Прости меня, – прошептал Коул. – Я знаю, чего бы ты от меня хотел. Я знаю, что я должен сделать. И прости меня, если я ошибусь.

Он крепко зажмурился и очень, очень осторожно произнес свое третье желание. Как только с его губ слетели последние слова, удары в дверь прекратились. Некоторое время Коул стоял тихо. Он прислушивался, надеялся и молился. Потом сделал глубокий вдох, потянулся к ручке… и открыл дверь.

Примечание автора

Давным-давно, еще в детстве, я посмотрела по телевизору фильм, снятый по «Обезьяньей лапе». Я была совсем маленькой и почти не запомнила, в чем там было дело (не знаю даже, какую версию этой истории постановщики взяли за основу), но я никогда не забуду ужасных финальных кадров, в которых убитые горем родители слышат стук в дверь, открывают и видят, что их ребенок вернулся таким же, каким умер, – искалеченным и изуродованным.

Наконец много лет спустя я прочитала рассказ У.У. Джейкобса и, признаться, осталась разочарована. Такого яркого впечатления, как фильм, он не произвел. Но я возвращалась к нему снова и снова и, в конце концов, оценила, как искусно и постепенно автор нагнетает страх. В итоге этот рассказ стал для меня идеальным образцом истории в жанре ужасов. Когда меня попросили написать что-нибудь для этой антологии, я даже не задумалась о том, какой сюжет выбрать для новой интерпретации. Конечно же, «Обезьянью лапу»!

«Лес по ту сторону света» (1894). Уильям Моррис был удивительным человеком, соединившим в себе множество талантов. Он проектировал дома и интерьеры (кресла по дизайну Морриса производят и по сей день, а его орнаменты для обоев до сих пор пользуются необыкновенной популярностью), писал картины (и был одним из основателей «Братства прерафаэлитов»), пропагандировал социалистические идеи и изобретал печатные шрифты, а также иллюстрировал, переводил и писал книги. Именно он написал первый масштабный роман в жанре фэнтези, действие которого разворачивается в мире, созданном чистой игрой воображения. Мне кажется, что сотворить этот «новый мир с чистого листа, пронизанный ясным и вечным светом средневековых гобеленов», Морриса побудило отвращение к промышленной революции, стремительно преображавшей английские города и сельские местности. Герои Морриса неспешно странствуют от одного эпического приключения к другому среди высоких замков и великолепных пейзажей. Чтобы оценить по достоинству любой из его романов, читателю придется забыть о суете современной жизни и полностью погрузиться в лирические описания иных миров, дальних и давних.

Чарльз Весс

Сборщик душ
Ками Гарсия

Первого человека, которого я убила, я не забуду никогда. Весь мир словно онемел: не осталось ни единого звука, кроме гулких ударов сердца у меня в груди и грохота, с которым тело рухнуло на пол. После этого я еще много дней выковыривала из-под ногтей засохшую кровь.

Мне едва исполнилось шестнадцать, но я жалела только об одном.

Надо было сделать это раньше.

Было уже за полночь, когда я наконец вернулась из Треугольника – трущобы на дюжину кварталов, собравшей в себе все городское отребье: торговцев наркотой, проституток и торчков. Не такое это место, куда папочка отправил бы свою дочку… если только твой папочка – не гребаный сукин сын, который берет опеку над детьми, чтобы платить за аренду и покупать наркоту на пособие.

Я стояла на крыльце и смотрела на голую лампочку над дверью. Та судорожно мигала, словно боялась перегореть, как только я войду.

– Петра?

Из темноты выступил Уилл. Секунду-другую я таращилась на его разбитую губу и пару свежих синяков под глазами, а потом спустилась с крыльца и коснулась его щеки:

– Что случилось?

Он схватил мою руку и завел себе за спину, притягивая меня поближе:

– Джимми опять за свое. Все как обычно.

Я прикоснулась губами к ссадине у него на губе:

– Почему ты ему это позволяешь?

Уилл тряхнул головой – длинные волосы упали ему на глаза.

– У меня нет выбора.

И верно, выбора нет – до тех пор, пока его младший братик живет у Джимми.

Уилл уткнулся лбом мне в макушку:

– Давай уберемся отсюда. Сегодня же ночью. Когда Джимми отключится, можно забрать Коннора и уйти.

Я закрыла глаза и попыталась представить себе жизнь без грязных шприцов на кухонном столе, без пятен блевотины по всей ванной… жизнь без Джимми.

– У нас еще слишком мало денег, – сказала я. – И мы не можем ютиться по заброшенным домам с твоим братом. Ему всего восемь.

– А ты уверена, что так ему будет хуже?

Я не ответила.

Но и сейчас, спустя столько лет, этот вопрос звенит у меня в ушах.

Я снова уставилась на лампочку.