– Сольвей, ну почему вы отправились пешком! – раздался мальчишеский голос. – Если вы не хотите брать меня с собой, взяли бы хотя бы коня…
– Юм, насколько я знаю, ваша матушка собиралась с началом третьей дневной стражи дать вам урок придворного этикета, – заметила ведунья, сдерживая улыбку.
– Сколько кому положено отбить поклонов, я знаю и так! А кто сколько должен отвесить поклонов, встретившись со мной, мне и вовсе не интересно, – сердито ответил Юм. – Лучше я помогу вам собрать ваши травы, ведь снадобий не бывает слишком много… К тому же сейчас опасно бродить в одиночестве.
– Оборотни появляются только ночью. От дневного света их трясет, а прямые солнечные лучи их убивают. А сейчас как раз солнце! – воскликнула ведунья серебряным голосом, и в тот же миг солнце выкатилось из-за серого облака.
– Мне кажется, вы и ночью можете добыть солнечный луч! – смеясь, отозвался Юм. – Но нам надо спешить. Дни пошли короткие… – Он помог ведунье забраться на коня впереди седла. Сольвей заметила, что седло закреплено несколько дальше от гривы, чем положено, значит, Юм заранее приготовил для нее место.
– Наверное, твоему Груму нелегко нести двоих, – сказала Сольвей.
Грума уже трудно было назвать жеребенком, но и взрослым конем он еще не был.
– Он должен легко нести на себе воина в полном вооружении и запас пищи на дюжину дней. – Юм перехватил поводья, слегка обняв при этом Сольвей. – А вы невесомы, как пушинка…
Грум, привязанный к березе, негромко ржал на противоположной стороне оврага. Юм привязал его, чтобы тот не спрыгнул с кручи вслед за своим хозяином. Сольвей крохотной лопаткой освобождала от земли ветвистый корень корна, отвар которого заживлял глубокие раны, нанесенные железом, а Юм на другом конце поляны срезал своим кинжалом сочные стебли сон-травы. Кучка серых мухоморов уже лежала на льняной подстилке возле кривого клена – из них можно было сделать и целебную мазь, и смертельный яд. Стало заметно темней, хотя до вечера было еще далеко. Облака сгустились, потемнели, из них посыпался мелкий дождичек, а ветер почти стих.
И вдруг из-за оврага раздался вопль, похожий на хриплый визг раненого вепря, за ним последовало тревожное ржание коня, треск ломаемой березы и топот копыт. Видимо, Грум был так напуган, что сломал дерево, к которому был привязан, и помчался прочь.
Юм, размахивая кинжалом, единственным оружием, которое у него было, помчался на звуки. Он бежал, не оглядываясь, но слышал, что ведунья следует за ним. Впереди показался склон, поросший чахлыми кривыми деревцами, и вдруг вниз по нему скатилась какая-то черная клякса, а короткий порыв ветра донес смрадный запах и хриплое дыхание. Он присмотрелся и разглядел жуткое существо, очень отдаленно напоминающее человека, но поросшее густой черной шерстью. Шкура его дымилась, от нее отваливались клочья. Оно, то рыча, то завывая, перекатывалось по дну оврага, вырывая с корнем деревца и разбрасывая комья земли.
– Сейчас он должен издохнуть… – прошептала Сольвей, догнав Юма и встав рядом с ним.
– Кто он?
– Оборотень… Это и есть оборотень. Он не успел за ночь добраться до укрытия, – почти шепотом начала объяснять ведунья, но тут чудовище остановилось у торчащего на склоне гнилого пня и начало барабанить по нему лапами, не переставая при этом стонать, а потом со сдавленным рыком выдернуло пень из земли. Под ним обнаружилась черная металлическая дверца, в которую оборотень стал биться всем телом.
Сольвей подняла руки к небу и замерла. Лицо ее побледнело, а со лба начали скатываться крупные капли холодного пота. Но в низких плотных облаках образовался крохотный просвет. Солнечный луч на мгновение прорвался сквозь серую пелену и, прочертив стремительную дугу по склону оврага, зацепил своим острием оборотня.
Юм посмотрел на ведунью и увидел, что колени ее подгибаются, и она медленно опускается на мокрую траву.
– Что с вами?! – Юм подхватил падающее тело, глянул на ее лицо и увидел, что зрачки закатились под верхние веки. – Сольвей, что с вами?
Она обхватила сосну и мягко отстранила Юма.
– Сейчас всё пройдет, – почти прошептала она. – Одно дело предвидеть, когда солнце промелькнет между тучами, другое – заставить тучи расступиться перед солнцем. Слишком много сил это отнимает. Сейчас… сейчас эта сосна поделится со мной… я просила… она даст…
Некоторое время она молчала, прижавшись к стволу, нашептывая что-то неразборчивое. Постепенно силы к ней возвращались, но Юму показалось, что прошла вечность, прежде чем они смогли спуститься вниз. От оборотня осталась только паленая шкура и разбросанные вокруг когти и клыки.
На железной дверце, в которую ломился оборотень, обнаружилась кованая эмблема с изображением четверозуба.
– Вот это, похоже, и есть одно из дневных убежищ ночных оборотней, – тихо сказала Сольвей. – И всего в полутора лигах от замка…
– А вдруг там кто-то есть? – Юм ощутил холодную дрожь в груди, и в тот же миг из-за дверцы послышался приглушенный зевок.
Сольвей тоже замерла. Неожиданная встреча с оборотнем могла напугать не только юнца, не только привычного ко всему воина, но и опытную ведунью. Правда, ненадолго – за испугом обычно следовала либо смерть, либо победа.
– Сейчас день… И там кто-то есть… И мы знаем кто, – сказала она, снимая с запястья один из браслетов-оберегов. – Надень это на руку, а если не налезет, хотя бы положи в карман. Найди Грума и скачи в замок за подмогой. Главное – успеть до темноты.
– А вы?
– За меня не надо волноваться. Пока день не кончится, они не посмеют вылезти оттуда, а я ни за что не полезу туда.
Несмотря на испуг, конь далеко не убежал. Он носился кругами по полю, которое начиналось в дюжине локтей от оврага. Грум стремительно помчался к юному лорду, едва услышав условный свист.
Почувствовав беспокойство хозяина, конь мчался галопом к воротам Холм-Дола так, что его не надо было подгонять. На полном скаку Грум влетел на подъемный мост, и Юм уже кричал стражникам: «Позовите Олфа! Гнездо оборотней! Там Сольвей!»
А Сольвей тем временем внимательно рассматривала останки оборотня, героически сражаясь с собственной брезгливостью. От удара солнечного луча все его внутренности превратились в зловонную мякину, а тело почти утратило какую-либо форму. На том месте, где когда-то была шея, ведунья заметила золотую цепочку с ромбовидным кулоном из красного камня, оправленного в золото. Из камня сочилось какое-то зловещее свечение, напоминающее блеск глаз оборотня в ночи. Ночные стражники часто рассказывали о таких камнях, висящих на шее у каждого оборотня, но ни один из них добыть не удалось. Оборотни, погибая, заглатывали их, и обычно никто не решался копаться в их внутренностях, а в пепле костров, на которых сжигали останки, этих камней тоже не оказывалось, они куда-то бесследно исчезали.
Сольвей положила цепочку и кулон в маленькую серебряную шкатулку, которую всегда носила с собой. Она знала: любой амулет Зла теряет силу, если он со всех сторон заключен в серебро. Присев на корточки, она начала рассматривать дверцу, которая, на первый взгляд, да и на второй, была сделана из самого обыкновенного железа, а на эмблеме в виде четверозуба были отчетливо видны следы кузнечного молота. На том месте, где обычно бывает замочная скважина, обнаружилась странная ямка ромбической формы. Поняв, в чем дело, Сольвей вновь достала кулон и приложила его к углублению. Щелкнул механизм замка, дверца чуть приоткрылась, и вдруг кто-то толкнул ее изнутри, и к Сольвей потянулось сразу несколько черных когтистых лап. Она едва успела отскочить, но лапы тянулись всё дальше, стараясь нащупать и схватить ее. Сольвей сорвала с пояса кошелек, зачерпнула горсть мелких серебряных монет и швырнула ее вперед, не глядя. Лапы тут же втянулись в темноту норы и захлопнули за собой дверь. Они пытались высунуться еще раз, но серебряный грош, метко брошенный в темную щель между дверцей и косяком, заставил их убраться восвояси. Но грош был последним, и Сольвей спасало только то, что оборотни об этом не знали. А закат с каждым мгновением приближался ровно на мгновение.