Гейра уже потеряла счёт времени. Впрочем, не такая уж это и ценность, чтобы его считать. Хуже было другое – исчез замок Хомрика. Ладонь больше не чувствовала того приятного покалывания, которое возникало перед броском через Несотворённое пространство, а это могло означать, что Алая звезда и для неё стала узилищем. Торчать здесь безвылазно было немногим лучше, чем стоять каменной статуей в углу опочивальни бестолкового юного лорда. Может быть, стоит попробовать достучаться до кого-нибудь из Владык? Может быть, хоть кто-то из них ещё не утратил остатков памяти и подскажет ей, как отсюда выбраться? Но нет… Конечно, нет. Если бы выход существовал, их давно бы здесь не было. Только не надо раньше времени предаваться отчаянью! Здесь, посреди Небытия, это особенно опасно – не успеешь оглянуться, как превратишься в то самое ничтожество, каким себя вообразишь. В конце концов, есть ещё Резчик, улетевший верхом на последней гарпии, и когда-нибудь он неизбежно возжелает потереться об это тело, глядя на которое, пускали слюни и юнцы, и старцы. Вернётся, никуда не денется… Хотя надо было плюнуть на всё и лететь самой. Единственное, что её тогда остановило, – это риск оказаться под смертоносными взглядами инферов. Норка где-то здесь, где-то рядом, ещё до инферов. Может, и так, а может – и не очень… Теперь и не проверишь никак. Только ждать.
Она растянулась на каменной тумбе, где когда-то дремала гарпия, и пожелала долгого чуткого сна без сновидений. Но сон прийти не успел – извне послышалось хлопанье крыльев, и Гейра едва успела скатиться с нагретого места, уступая его вернувшейся гарпии. Тварь возвратилась одна, без наездника, и на её боку затягивалась глубокая рваная рана, сквозь которую были ещё видны лиловые внутренности. Если гарпия уцелела, значит, и Резчик жив. Только куда он доставил отпечаток её ладони? Траор – старый испытанный товарищ… Однажды ему даже пришлось испытать то же, что и ей, – заключение в камне, но подвоха и предательства можно ожидать от кого угодно. Но не оставаться же здесь навсегда! Теперь стоит поторопиться! Сотворённый мир почти дождался пришествия Хозяйки. Только надо перед уходом рассказать младенцу ещё пару сказок – о том, как важно чувствовать себя победителем, и что значит «устрашать», и – о сладости обладания… Она за долю мгновения перенеслась туда, где под сводом Бездны позвякивали цепями серебряные Узилища, и…
Хрустальной колыбели не было на месте. Она исчезла, и виной этому могла быть только воля кого-то из Гордых Духов, выживших из последнего ума. Они явно приревновали Вселенную к будущему властелину, и теперь хрустальную колыбель следовало искать там, в Чёрной Бездне, где уже затерялись бессчётные полчища покорёженных душ.
Терять рассудок можно по-разному, но едва ли кто-то сумеет лишиться разума без посторонней помощи. С ума сходят чаще всего за компанию…
Из изречений Фертина Дронта, лорда Холм-Гранта
«6-го дня месяца Ливня в небе над Корсом среди бела дня вспыхнула звезда. Вспыхнула и погасла. И в тот же миг камнепад обрушился с неба, и в Разменной слободе, что к востоку от базарной площади, лишь немногие дома уцелели. Почтенный Хач, милостью Светоносного, первый законник Корса, сказал в Центровой Хазе, что произошедшее – наказание свыше, наказание тем, кто наживался на чужой крови, отсиживаясь в лавках. А значит, не возбраняется никому из жителей Корса добить оставшихся в живых и взять у мёртвых их золото и прочее добро, которое уцелело. Наказание ждёт лишь того, кто утаит долю…»
Ежевечерне Хач вызывал к себе писаря и диктовал ему очередную страницу летописи. Раньше считалось, что довольно и протоколов заседаний Центровой Хазы, которые сохранились за последние полтораста лет. Но теперь вот-вот должны были произойти великие события: сначала большая война на суше и на море, потом – великая резня, и древние замки двенадцати Холмов станут братскими могилами для эллоров и землепашцев, для торговцев и мастеровых, для стариков и младенцев. А вслед за этим свершится явление миру Светоносного во славе и могуществе, и Аспар с Иблитом будут сидеть на закорках его колесницы, проклиная Небесного Тирана и славя начало новой эпохи. Было бы неправильно, если к началу их царствия не будет заведено летописи. Так что там сказал почтенный Хач? Ага!
«…утаит долю, положенную Центровой Хазе. А Чертогу с той добычи не жертвовать, поскольку навар на суше добыт. А ещё почтенный Хач призвал всех Собирателей Пены кровью отписать души свои Светоносному, а за то каждый получит все блага земные, коими будет пользоваться до самой смерти и передавать их по наследству…»
– Кунтыша сюда! – Хач хлопнул писаря по плечу, и тот, торопливо присыпав непросохшие чернила мелким песком, бросился к выходу.
– Кунтыша сюда! – раздался с лестницы его писклявый голосок, и тут же послышался характерный звон – кто-то из законников не пожалел большого кувшина, опустошённого только наполовину, чтобы запустить им в бедолагу.
Вскоре в дверь постучали, но вместо ожидаемого Кунтыша на пороге обнаружился Пухлый. Он смущённо кашлянул и застенчиво произнёс:
– Ты это… В общем, Хач почтенный… Нету его. С ночи смылся. Может, сдох?
– Может или сдох? – поинтересовался Хач.
– В общем, это… Нашли его утром. Брюхо вспорото. Похоже, сам нарвался.
– Кунтыша сюда, – повторил Хач свой приказ, и Пухлый, кивнув, бесшумно прикрыл за собой дверь.
Труп принесли без задержки. Как будто кто-то догадался заранее, что первый законник захочет посмотреть на этого мертвеца.
– Куда класть-то? – поинтересовался Пухлый, и Хач не глядя указал на обеденный стол.
Шестёрки бросили тело прямо на остатки недавней трапезы, и Хач жестом приказал им убираться.
На лице покойника застыло крайнее удивление – не ужас, не ярость, а именно удивление. Кунтыш явно при жизни не мог даже в дурном сне представить, что смерть когда-нибудь может его настигнуть. Кого другого – пожалуйста! Но его, самого ловкого, хитрого, смекалистого и расторопного, – никогда! Но, в самом деле, кто посмел вот так прирезать одного из приближённых первого законника? Кто? И зачем? А ведь тот, кто это сделал, вполне может вонзить кинжал в спину самому Хачу. Пока Врата Небытия остаются закрытыми, это опасно. Пока нет возможности вкусить сладости Первородной Глины, Избранные тоже смертны, и с этим надо как-то кончать.
Лучшее, что можно сейчас сделать, это допросить покойника, только бы его мерзкая душонка не успела отлететь слишком далеко. В своё время за дело Великолепного сражались тысячи оживших мертвецов, бледных меченосцев, но их тела могли сохраняться только в стуже северной зимы. Стоило снегам начать подтаивать, Мороху приходилось отводить своих неутомимых бойцов от вражеских крепостей, чтобы никто не мог увидеть, как его воинство превращается в груду зловонного гнилья. К тому же бледные меченосцы обходились без способности думать и говорить, а единственным чувством, которое у них оставалось, была ненависть ко всему живому. Ненависть! Кунтыш, конечно, не успокоится, пока не отыщет своего убийцу, если, конечно, раньше его скелет не оголится. Стоит попробовать, стоит попробовать… Хач вытащил из-под кровати ларец, где хранились старые запасы снадобий. Если появиться на улице в обществе ожившего мертвеца, это лишний раз убедит братву в могуществе и неуязвимости их нового повелителя. Кто круче всех, тот и правит. Закон Корса!