– Вы – маэстро, – искренне сказала Настя. – Паганини вербовки. Бернстайн допроса.
– Обидеть хочешь, – покачал головой Ольшанский. – Слова незнакомые говоришь, унижаешь.
– Не хотите Бернстайна – можно Гершвина, – засмеялась она.
– Ну, ты нахалка, Каменская. Ты что же, полагаешь, что я не знаю, кто такой Леонард Бернстайн? Я, по-твоему, чучело безграмотное, урод необразованный? Такое у тебя обо мне мнение, да?
– Простите, Константин Михайлович, – смутилась Настя, – но вы же сами сказали, что слова незнакомые… Я не хотела вас обидеть.
– Да, сказал. И знаешь какое это слово? Вербовка. Вот этого слова я не знаю и знать не хочу. Это твоя работа, которую я за тебя как дурак только что выполнял, вон аж весь вспотел. А мое дело – закон. Протоколы, акты, постановления, заключения, представления и прочие официальные документы. А вы, голуби мои, дело запороли, а меня отдуваться посадили. Теперь я должен был изо всех сил делать вид, что у меня есть основания Черкасова подозревать, хотя ежу пьяному понятно, что он тут ни при чем. Когда знаешь, что человек врет, делать вид, что веришь ему, не так уж сложно. А вот попробуй-ка сделать вид, что не веришь человеку, когда знаешь точно, что он говорит правду. Попробуй при этом смотреть ему в глаза и доказывать, что у тебя есть основания сомневаться. Я посмотрю, сколько килограммов живого веса ты на этом потеряешь.
– Простите, – снова пробормотала она. – Константин Михайлович, давайте уже мириться, а то и без того тошно.
– А ты что, думаешь, я сержусь? – изумился Ольшанский. – Ты уже от меня отвыкла, Каменская, давно мы с тобой вместе не работали. Сколько? Месяца два?
– Почти три, – с облегчением улыбнулась Настя. – В конце января дело Параскевича закончили. Вы правда не обижаетесь?
– Да нет, что ты, Настасья? Ты уже забыла, что я все время придираюсь и брюзжу. Манера такая. Не зависай. Открой лучше окно, что-то и правда жарко тут у тебя.
Настя знала, что Ольшанский не преувеличивает. Его манеру разговаривать на грани откровенного хамства знала вся Московская городская прокуратура, все Управление уголовного розыска плюс сотрудники Экспертно-криминалистического центра и Федерального бюро судебных экспертиз. Многие не любили его за это, многие просто терпели из необходимости, а некоторые отдельно взятые личности просто-таки ненавидели. Были и такие, которые его любили, но они оказались в меньшинстве. Возглавляли список жена Ольшанского Нина и две их дочери, а в конце шли имена полковника Гордеева и майора Каменской. Эти двое уважали следователя за высочайший профессионализм, абсолютную независимость и неподкупность, безупречную юридическую грамотность и бесконечную доброту к друзьям и просто симпатичным ему людям. Для Насти это было не столь бесспорным, как для Гордеева. Если Виктор Алексеевич был знаком со следователем Ольшанским много лет и столько же лет ценил его и уважал, не замечая неприятных особенностей его характера, то Настя начала свое знакомство с Константином Михайловичем не так давно, года четыре назад, и с первого же момента столкнулась именно с хамством и резкостью, которые произвели на нее впечатление крайне неприятное и тягостное. Причем настолько сильным было это впечатление, что затмило даже знаменитый профессионализм следователя. И только чуть больше года назад их отношения нормализовались, Ольшанский объяснил Насте, что хамит всегда и всем, и просил ее не обращать внимания, дабы это не мешало им нормально работать, раскрывать преступления и успешно отлавливать всяких разных убийц, от бытовых до наемных.
Сразу после двадцати ноль-ноль из камеры вновь привели Черкасова, который заявил, что подумал и решил согласиться на добровольную изоляцию, но только при условии, что, когда все кончится, милиция публично его реабилитирует и никогда никому не скажет, что он – вор. Что ж, Михаил Ефимович своего не упускал.
Коротков и Селуянов повезли его на заранее подготовленную квартиру, охраняемую приспешниками одного мафиози среднего пошиба, который считал себя должником Селуянова и рад был оказать ответную услугу. А Настя убрала со стола бумаги в сейф, сняла удобные кожаные туфельки-тапочки без каблука, в которых сидела на работе, сунула ноги в кроссовки, надела куртку и поплелась домой. Она чувствовала себя такой вымотанной, словно за последние несколько дней переделала трехлетний объем работы. И что самое главное, вся эта работа оказалась никому не нужна. Потому что Черкасов – не он. Не убийца. Не маньяк.
И все надо начинать сначала.
Вадим никогда не встречался с Оксаной на людях, он не хотел афишировать их знакомство. Но понимал, что молодую женщину, согласившуюся сотрудничать с ним фактически бесплатно, то есть за деньги, конечно, но за будущие, которые придут еще не скоро, так вот эту женщину надо баловать. Хотя бы иногда. Если бы мог, он водил бы ее в рестораны. Но вместо этого устраивал ей ресторан на дому: приносил множество дорогих продуктов и сам готовил стол. Причем продукты выбирал с учетом особенностей Оксаниной диеты, за что она была ему искренне признательна. Единственное, чего она не переносила совершенно, – ананасы, столь необходимые для сжигания жира. От такой высокой концентрации кислот у нее, во-первых, моментально выступали аллергические пятна на щеках и шее, а во-вторых, начинала облезать тонкая кожа на деснах и внутренней стороне щек. Невозможность есть ананасы превращалась для Оксаны почти в трагедию, потому что вкус их она обожала. Это тоже было частью радостных воспоминаний детства, когда голубые баночки с «ананасами дольками в собственном соку» считались вожделенным дефицитом, которым ее баловал отец, время от времени получавший доступ к элитарным буфетам.
Сегодня Вадим в очередной раз устроил домашний ресторан. Когда он вчера договаривался с Оксаной о встрече, то по ее голосу понял, что она собирается сообщить ему что-то важное. А коль так, девочку надо поощрить. Пусть старается.
С аппетитом поедая принесенные Вадимом морепродукты (минимум калорий, зато масса витаминов, полезных для кожи), Оксана в деталях пересказала ему разговор руководителей «Шерхана» с авторами-изменниками, переметнувшимися в другое издательство.
– А что, эта «Сантана» действительно более богатое издательство? – спросил Вадим.
– Не знаю. Я всегда слышала от Кирилла, что «Шерхан» платит самые высокие гонорары в Москве. С ними в этом никто конкурировать не может. Поэтому Кирилл так и удивился, когда узнал, что «Сантана» готова заплатить им в два раза больше.
– Очень любопытно.
Вадим задумчиво поковырял маленькой вилочкой салат из консервированных овощей, вылавливая оттуда маслины. Действительно любопытная информация. Или «Сантана» неожиданно разбогатела, или между двумя этими издательствами обострилась конкуренция, причем настолько, что «Сантана» готова выплатить большой гонорар в ущерб рентабельности издания, чтобы насолить «Шерхану». Или тут что-то еще…