Бондарев ничего не ответил на мои слова, но по его сосредоточенному взгляду я понял, что попал в точку.
– Петр Валентинович! – взмолился я. – Отпустите меня во Владивосток. Я найду боевиков, с которыми хочет выйти на контакт Рубеи, и возьму террористов. Клянусь вам, на этот раз я не подведу!
– Ты не суетись и не пори горячку! – с ноткой раздражения ответил мне Бондарев. – К кому попало и без соответствующих рекомендаций Рубеи обращаться не станет. Но вот к кому и чьи рекомендации он при этом собирается предъявить? Тут надо все как следует обдумать.
Он сделал суровое лицо, но по его тону я понял, что он в принципе согласен с моим предложением.
Владивосток, 13 марта, 13.10
Выйдя из ресторана, мужчина в красной ветровке легко сбежал по лестничным ступенькам, повторив путь официанта, миновал собственный джип и остановился возле следовавшего за джипом «Лексуса». При его приближении стекло на водительской двери «Лексуса» плавно опустилось вниз, открыв лицо сидящего за рулем человека в темных очках и светлом костюме. Не глядя на подошедшего мужчину, он кивком головы указал на свободное сиденье рядом с собой и, когда тот занял предложенное место, спросил:
– Что скажешь, Тигр?
– Думаю, стоит с ними встретиться, Адмирал.
Тот усмехнулся:
– Встречусь, не переживай. Как они тебе показались?
– У старшего на руке солидные «котлы», украшенный брюликами золотой швейцарский хронометр, тянущий за десять «тонн» баксов…
– Стало быть, бабками фраера обеспечены, – перебил своего помощника Адмирал.
Тигр в ответ отрицательно мотнул головой:
– Они не фраера. Второй, что в черном костюме, настоящий мастер-рукопашник. Он мягко ступает, двигается бесшумно. У него сбитые костяшки пальцев и сухие крепкие ладони. В «Медузе» он с одного удара чуть не вышиб входную дверь. Когда я стоял перед ними в баре, он мысленно прокачал меня на случай возможной сшибки и, похоже, не ошибся в оценке, потому что сразу подобрался и в дальнейшем фиксировал каждое движение. Да и второй не похож на фраера. Скорее на отставного боевого генерала… а может, и действующего.
Адмирал задумчиво покачал головой и уже другим голосом спросил:
– А если они сами такие крутые, на хрена им мы?
Вместо ответа Тигр указал взглядом на входную дверь ресторана и произнес:
– Они ждут, Адмирал.
– Ладно, послушаем, что они скажут.
Он распахнул дверь и выбрался из машины. Следом за ним из «Лексуса» по-кошачьи выскользнул Тигр. Не потрудившись запереть шикарный автомобиль, оба двинулись к ресторану. Угнать известный в городе «Лексус» мог рискнуть только сумасшедший или самоубийца. С тех пор как в прошлом году двум залетным автоугонщикам, покусившимся на его автомобиль, Адмирал собственноручно переломал на руках все пальцы, таких желающих не было.
* * *
В детстве Мишка Шаргаев не задумывался ни об адмиральских погонах, ни о грозном звании-прозвище «Адмирал». Он возглавлял ватагу дворовых пацанов и отчаянно дрался. Дрался со сверстниками за лидерство в дворовой стае, с чужаками из соседних дворов за подконтрольную территорию, с бойцами конкурирующих молодежных группировок из других микрорайонов за звание самой отчаянной и непобедимой команды, с новоявленной рыночной охраной за право собирать дань с торгашей. В его родном Куйбышеве молодежные группировки существовали почти в каждом микрорайоне. Нарождающихся кооперативов, рынков и прочих мест, пригодных для сбора дани, на всех не хватало. И разборки между группировками, сопровождающиеся жестокими и кровавыми драками, происходили чуть ли не ежедневно. В конце восьмидесятых огнестрельное оружие в криминальных группировках было еще в диковинку. В подростковой среде его и вовсе не было. Оружие подросткам заменяли подобранные деревянные колья, арматурные стальные прутья, обрезки водопроводных труб и самодельные дубинки, нунчаки или кастеты. Поэтому в драках все решали быстрота реакции, крепость мышц и сокрушительность первого удара. Всего этого у Мишки Шаргаева было в избытке, за что он и пользовался безграничным авторитетом среди своих сверстников. Пацаны смотрели на него с завистью и уважением, а девчонки млели от счастья и задирали нос перед подругами, если он обращал на кого-то из них свое внимание. Для самого же Михаила Шаргаева кумирами являлись те, кто мог в одиночку с легкостью уложить множество противников. До армии он с упоением засматривался фильмами про десантников, а когда это стало возможно – голливудскими и гонконгскими боевиками. Он и в армию пошел исключительно за тем, чтобы овладеть лихими приемами рукопашного боя. Правда, и избежать призыва не представлялось возможным, так как поступление в институт с троечным аттестатом и весьма посредственными знаниями выглядело весьма проблематичным, а связи, чтобы отмазать от армии, у матери-санитарки отсутствовали.
Михаил мечтал о десанте, а попал в морскую пехоту. Поначалу все складывалось удачно. Благодаря недюжинным физическим данным, ловкости и отчаянной смелости Михаил быстро завоевал авторитет у солдат своего взвода. Но постоянное стремление к лидерству толкнуло его на открытый конфликт сначала со взводным, а затем и с ротным командиром. В отличие от командующего взводом желторотого лейтенанта, недавнего выпускника военного училища, командиру роты уже приходилось ставить на место зарвавшихся солдат. На очередном занятии по рукопашному бою он вызвал рядового Шаргаева на тренировочный спарринг и со знанием дела избил его так, что всю последующую неделю Михаил харкал кровью, чувствуя, как отзываются болью в животе и груди отбитые внутренности. Преподанный командиром роты урок еще более укрепил Михаила в мысли, что прав всегда тот, кто может растоптать и вытереть ноги о своего противника. Но солдату не дано победить офицера, поэтому спустя год службы Михаил подал рапорт о поступлении в военное училище.
По действующим правилам приема в военные училища, военнослужащие срочной службы шли вне конкурса. И Михаил Шаргаев, сдав все экзамены на одни тройки, был зачислен на первый курс. Поначалу учеба давалась ему тяжело, сказывалась слабость полученного в школе среднего образования. И только привитое в уличных драках упорство спасло его от отчисления за неуспеваемость. При подготовке к экзаменам он днями и ночами просиживал за учебниками, наизусть вызубривая так и не понятые им определения и доказательства. С невероятным трудом, но все-таки сдав экзамены по общеобразовательным предметам, Михаил с остервенением взялся за освоение военной науки. На занятиях по рукопашному бою он исступленно колотил и швырял на ковер тела своих сокурсников, а возвращаясь в зал борьбы после занятий, проделывал то же самое с набитыми песком манекенами. В тире и на стрельбище старательно выполнял все упражнения и никогда не упускал возможности потренироваться дополнительно. Преподаватели военных дисциплин с удовлетворением для себя отмечали прилежание курсанта Шаргаева и не раз ставили его в пример другим.
Михаил торжествовал. Если раньше его пьянил вид ползающего в ногах и плюющегося собственной кровью поверженного противника, то теперь это чувство заменило ощущение превосходства над своими сокурсниками. И все же для полного удовлетворения одного ощущения оказалось недостаточно. Его превосходство должны были признать и остальные курсанты, а они этого упорно не желали. По мнению Михаила, существовал только один способ заставить их сделать это – продемонстрировать собственную силу. Взяв на вооружение прием бывшего ротного командира, на тренировках по рукопашному бою он продолжал наносить удары, проводил болевой или удушающий прием, даже когда соперник в знак своего поражения демонстративно опускал руки или стучал по ковру. Он действительно доказал, что может одолеть в драке любого. Но это не прибавило ему авторитета среди сокурсников. Вместо того чтобы признать его своим лидером, курсанты стали избегать Михаила, что еще больше озлобило его.