— Знакомься, Костя, дядя Женя. Дядя Женя, это Константин Рыков.
Костя угрюмо кивнул и отвернулся. Ленайра покосилась на него, хотела съязвить, но тут зазвонил ее телефон и ей пришлось отвлечься. Звонила мама Кости. Ленайра уверила ее, что все в порядке, передала трубку мальчишке. Некоторое время они общались, при этом Костя старательно убеждал, что он не так уж пострадал, что ему вообще непонятно, зачем его потащили в больницу, и что сейчас они едут на какое-то КТ. Протянул трубку Ленайре.
— Слушаю? Зачем КТ? Врач посоветовал, сказал лучше сделать. Нет-нет, вам ехать туда не стоит, я надеюсь, надолго мы там не задержимся и оттуда сразу поедем обратно в больницу с результатами КТ. Лучше езжайте туда, там мы и встретимся.
Договариваться о процедуре «дядя Женя» отправился один. Неизвестно, что он говорил в приемной клиники, но ребят встретили так, словно они были, как минимум, князьями. Видно, имя Коршунова Юрия Петровича прозвучало волшебным пропуском. Костю сразу увела вежливая медсестра, а Ленайру и дядю Женю попросили подождать в холле, предоставив им журналы. Вскоре Костя вернулся, и уже втроем они ожидали, когда обработаются результаты. Бумаги вынес сам врач. С вежливой улыбкой протянул какие-то непонятные фотографии с цветными пятнами и листок с заключением.
— Не волнуйтесь, у мальчика все в порядке. Отделался легким испугом, можно сказать.
— Спасибо. — Ленайра забрала бумаги, быстро проглядела их и убрала в сумочку.
На этот раз такси вызывать не пришлось, оказалось, что дядя Женя уже обо всем позаботился, связался со своим начальником и тот прислал машину из гаража Юрия Петровича.
— Надеюсь, эту машину Наталья Игоревна не знает, — пробормотала Ленайра, с сомнением глядя на черную «Тойоту».
Подошли ко входу в больницу они одновременно с мамой Кости, благо охранника Ленайра попросила с ними не ходить. Когда объятия и расспросы закончились, Ленайра, до того с грустной отстраненностью наблюдавшая за происходящим, протянула результаты.
— Идемте, Наталья Игоревна, врач сказал, что надо успеть до пяти. Думаю, от него вы услышите более квалифицированные сведения о сыне, чем его уверения, что с Костей все в порядке.
Женщина улыбнулась, вдруг шагнула к девушке и обняла ее.
— Спасибо.
— Да ничего я… — совершенно неожиданно для себя смутилась Ленайра. — Все ж не чужой человек.
— В каком смысле? — Наталья Игоревна пристально посмотрела на девушку, явно пытаясь вспомнить, встречалась ли она с ней когда. Не вспомнила.
— Нет-нет, ничего. Давайте поговорим позже, а сейчас врач ждет.
В этот раз Ленайра в кабинет не пошла и осталась сидеть в коридоре, дожидаясь, когда закончится разговор матери Кости и врача. Задумчиво рассматривая собственные руки, девушка грустно вздохнула.
— Почему я младшая? Оказывается, с кем-то младшим вот так возиться очень… познавательно. Жаль, что у меня нет младшего брата…
— А старший есть?
— Двое, — вздохнула Ленайра и подняла голову. Оказывается, Наталья Игоревна уже вышла вместе с сыном и сейчас стояла перед Ленайрой, с улыбкой посматривая на нее. — Вот только старший козел, а средний весь в книгах и ничего знать вокруг себя не желает.
— Козел? — Женщина удивленно вскинулась — видимо, уже составила какое-то мнение об этой девушке и подобная характеристика старшего брата в него совсем не вписывалась.
— В данном случае это не ругательство, а медицинский факт, — вздохнула Ленайра, поднимаясь. — И мне с ним, боюсь, еще предстоит серьезный разговор. Но, как я понимаю, юный принц освободился от опеки врачей и готов отправиться домой?
— Ну вот чего ты обзываешься? — насупился Костя.
— Я? Обзываюсь? — делано удивилась Ленайра. — Ну как хочешь, старый и грязный разбойник. Тоже не нравится? Тогда даже и не знаю.
Мама Кости рассмеялась, видно было, что до этого она сильно переживала и сейчас сбрасывала в этом смехе напряжение. Все оказалось не так уж и страшно.
— Прости, не знаю, как тебя зовут. Мой обормот даже не соизволил узнать имя своей спасительницы.
Костя покраснел и отвернулся, разглядывая что-то на стене больницы.
— Снежана.
— Какое красивое имя.
— О да, — хмыкнула девушка. — Мне тоже нравится.
— Что ж, очень приятно. А меня зовут Наталья Игоревна, но можешь называть просто Наташа, я не обижусь.
Ленайра склонила голову, принимая.
— Очень приятно.
— Тебе куда надо? Я на машине, могу подбросить…
Тут Костя задергал мать за платье.
— Мам, мам… давай ее к нам позовем! Ну пожалуйста!
— Да я не против, — явно растерялась от такого напора женщина, — но ведь Снежане, наверное, нужно домой.
— Ничего, некоторое время я еще могу потратить… тем более, что мне хотелось бы с вами поговорить.
— Ну, раз так, поехали.
Дома Костя сразу насел на Ленайру с вопросами, где она так научилась драться и насколько сложно научиться так же. При этом его мать тоже с интересом прислушивалась к разговору. Ленайра честно отвечала, что заниматься начала с самого раннего детства, что всегда любила спорт и что шпагу взяла в руки раньше, чем ходить научилась. Осеклась. Про шпагу, наверное, не надо было.
— Шпагу? — удивилась Наташа.
— Да. Отец свою дал подержать. Я ее чуть на ногу себе не уронила. Ух и досталось ему тогда от мамы.
— А твой отец…
— Мама и папа погибли, когда мне было шесть лет. Я живу с дедом. — Наташа явно спросить хотела не об этом, а о профессии отца, что он со шпагой ходит, но девушке ужасно не хотелось врать, вот и перевела разговор. После такого признания выспрашивать про родителей Наташа постеснялась.
— Извини.
— Ничего страшного. Бывает и так.
— Да-да, — рассеянно отозвалась Наташа. — Плохо даже не то, что человек смертен, а то, что он внезапно смертен.
— Булгаков? Мне тоже он нравится, хотя и не все. — Снежана покосилась на Костю. Хотелось поговорить с этой Наташей, но не при сыне же? Вот и приходилось отвечать на бесконечные вопросы мальчишки, пить чай с варениками, вести разговор ни о чем.
Но Наташа, видимо, тоже поняла, что эта странная спасительница сына хочет о чем-то с ней поговорить, но только наедине. Было единственное средство обеспечить такой разговор, главное, чтобы интересы совпадали.
— Снежана, а ты театр любишь?
— На следующей неделе мы с моим другом планируем сходить на все новинки.
— О! Редко в наше время встретишь таких театралов.
— Театрал тут один, а мой друг, как он говорит, приносит жертву во имя любви. Ну ничего, я еще сделаю из него человека.