— Я хочу вылезти отсюда, — сказала она резким, хриплым голосом.
— Прошу тебя, Фрэнси, лежи спокойно, — ласково уговаривал он ее. — Я просто хочу немного поласкать тебя. И все. Поверь, тебе нечего бояться.
— А-а-ах! — задохнулась она от удивления, когда он осторожно коснулся ее нежной плоти. Наклонив голову, он осторожно погладил языком губы Франсин, заставляя ее открыть рот. А его пальцы в это время ласкали нежные лепестки ее цветка, раскрывая его.
Она сжала руку горца. Так сильно, словно это был спасательный канат, брошенный утопающему.
— Мы не должны… правда… не нужно… — протестующе пробормотала она, сама же согнула ноги в коленях и развела их, чтобы ему удобнее было ласкать ее.
Лахлан гладил ее медленно и осторожно. Вода, струящаяся с его руки, щекотала нежную плоть, возбуждая все сильнее. Наконец она почувствовала, что ее маленький бутон набух и затвердел.
Франсин потеряла счет времени и забылась, отдавшись чувствам. Только легкая дрожь, пробегающая по ее телу, — дрожь наслаждения, которое дарили ей ласковые прикосновения Кинрата, его дыхание на ее лице, вода, струящаяся по ее интимному месту между ногами, пронзительный крик удовольствия, рвущийся из глубины души, — вот все, что она чувствовала. Наконец наступил момент, когда она поняла, что больше не может терпеть эту сладкую пытку.
— Лахлан… — задыхаясь, прошептала женщина.
Ее сердце бешено колотилось, она никак не могла отдышаться. Ничего подобного ей еще не доводилось испытывать.
— Не противься этому, Фрэнси, — шепнул он, пытаясь успокоить ее. — Пусть это случится.
Франсин крепче прижалась к нему и почувствовала, как тело задрожало в судорогах оргазма. Постепенно дрожь отступила, и она расслабилась. Ей было хорошо и спокойно в его объятиях. Его руки были для нее надежной защитой.
Женщина обхватила Кинрата за шею, когда он, взяв ее на руки, поднялся и вылез из ванны. Он донес ее до кровати и поставил на ноги; потом, схватившись за подол ночной рубашки, снял ее и швырнул мокрую вещь на деревянный пол.
— О боже, любимая, как ты хороша! — произнес он охрипшим голосом.
Застыв от изумления, Франсин молча смотрела на него. Почувствовав, что у нее пересохло во рту, она, превозмогая боль, сглотнула слюну.
В ванной комнате она видела его только со спины. Сидя в ванне, она сквозь мокрую ткань рубашки чувствовала его огромный член, прижимающийся к ее ягодицам.
И вот сейчас она впервые в жизни увидела перед собой обнаженного и возбужденного мужчину. Она отошла назад, сделав шаг, потом еще один и уперлась ногами в матрас.
Протянув руку, Кинрат убрал локон, прилипший к ее лицу. Не осознавая, что делает, просто интуитивно, она выставила вперед обе руки, давая ему понять, что он не должен приближаться к ней.
Словно зачарованная, она медленно скользила взглядом по его обнаженному телу.
Сначала она посмотрела на его торчащий, как копье, возбужденный мужской орган, потом на плоский живот, широкую грудь и, наконец, на его прекрасное лицо с безупречно правильными чертами. Намокшие каштановые волосы составляли разительный контраст с изумрудно-зелеными глазами. И глаза эти горели от страсти, от безумного, неумолимого желания. Кинрат ждал, чтобы она подала ему какой-нибудь знак. Дала понять, что тоже хочет его.
Ах, как же ей хотелось сказать ему, что она тоже безумно хочет его! Однако, если он предаст её, за этот обман ей придется заплатить непомерно высокую цену.
Если бы она была в ответе только за свою жизнь, то могла бы воспользоваться такой возможностью и довериться ему, будучи уверенной, что он никому не выдаст ее тайну.
— Лахлан, — едва слышно прохрипела она. — Я не могу. Я не должна этого делать.
— Но почему? — воскликнул он дрожащим от возбуждения голосом. — Почему ты не можешь? Ты не связана узами брака. Ты никому не давала клятву верности.
— Нет, я дала клятву, — сказала она, и по ее щекам побежали слезы. — И эту клятву я не нарушу до самой смерти.
Кинрат подошел ближе и обхватил ее за плечи. Когда он заговорил, Франсин поняла, что горец начинает терять терпение.
— Твой муж лежит в могиле. Он не может требовать, чтобы ты хранила ему верность. Клятва, которую вы дали друг другу возле алтаря, умерла вместе с ним.
— Ты не понимаешь, — возразила Франсин, сдерживая рыдания, и посмотрела на него затуманенными от слез глазами. — Матиас здесь ни при чем. Я не ему…
В этот момент кто-то осторожно постучал в дверь, прервав ее тягостное объяснение. А потом раздался радостный голос брата Гектора:
— Леди Уолсингхем, ужин для вас и ваших людей уже приготовили. Его подадут, как только вы спуститесь в столовую.
— Мы придем через несколько минут, — ответила она, по-прежнему пристально глядя на Кинрата.
Их откровенный и такой интимный разговор прервали в самый неподходящий момент. И они оба поняли, что продолжать его не имеет смысла.
Он молча отошел от нее и взял свой плед, а она взяла халат, лежавший на кровати.
Поместье Бродсворт
Донкастер, Англия
Прошло два дня. Лахлан, следуя за лакеем, облаченным в бело-зеленую королевскую ливрею, шел по огромной столовой Бродсвортского дома. Из нее вынесли обеденные столы и длинные скамьи, дубовый паркет отполировали до блеска, и теперь столовая превратилась в приемную. Этому великолепному старинному дому, который принадлежал знатному английскому семейству, была оказана высокая честь: в нем остановилась принцесса Маргарет, совершающая свадебное путешествие в Шотландию.
Она сидела в дальнем конце зала в деревянном кресле с высокой спинкой. Юная принцесса, которой уже исполнилось тринадцать, выглядела моложе своих лет. По всему было видно, что дочь Генриха VII и Елизаветы Йоркской привыкла к роскоши и всеобщему поклонению. Сейчас она откровенно наслаждалась всеми привилегиями, которые дает ей королевское происхождение. Бархатное платье, украшенное драгоценными камнями и золотым шитьем, с рукавами, отороченными горностаем, сверкало так же ярко, как и сама принцесса, которая буквально светилась от радости и счастья. В ней чувствовалась неимоверная жажда жизни. Это качество она унаследовала от своих предков и по линии Плантагенетов [13] , и по линии Тюдоров.
— Ваше высочество, — обратился к ней Лахлан, отвесив поклон. — Чем могу вам служить?
Смерив его исполненным величия взглядом, она кивнула, давая понять, что он может приблизиться.
— Лейрд Кинрат, у меня есть к вам одна просьба.
Возле ее кресла, украшенного искусной резьбой, стоял Эллиот Броум, маркиз Личестер. Он посмотрел на Лахлана с нескрываемым презрением, когда тот подошел к принцессе. Черные глаза Личестера светились злобной радостью. Судя по всему, он что-то задумал.