– Сейчас я буду задавать вопросы, а вы отвечайте только: да или нет, – напомнил оператор.
– Да-да, я знаю, – поспешила ответить Анна, чем вызвала неприятную ухмылку Быстрова.
Оператор положил перед собой компьютерную распечатку подготовленного теста, и процедура началась. Сначала шли контрольные вопросы – Анна отвечала на них без запинки.
– Вы родились в Москве?
– Ваши родители военнослужащие?
– Вы боитесь боли?
– Вы хорошо плаваете?
– Змеи на ощупь холодные и скользкие?
– Вы легко ориентируетесь в темноте?
– В замкнутом пространстве испытываете дискомфорт?
– У вас бывали галлюцинации?
Потом настала очередь основных.
– Вы сами вызвались отправиться в Венесуэлу?
– Да.
– У вас была назначена там встреча с Пиночетом?
– Нет.
– Вы инициативно познакомились с ним?
– Да.
– Это произошло в Каракасе?
– Да.
– Вы высказывали намерение отправиться к нему на виллу?
– Нет.
– Вы знали, где она расположена?
– Нет.
Хотя Маркос писал, что вилла Пиночета находится в сельве.
– Вы сообщили своему начальнику, что отправляетесь на виллу Пиночета?
– Да… то есть нет. Я не знала, куда он меня повезет. Для меня это стало такой же неожиданностью, как и для Соболя.
Оператор поморщился.
– Пожалуйста, отвечайте только да или нет. Продолжаем: вы постоянно находились на вилле до своего побега?
– Нет.
– Выезжали в Каракас?
– Да.
– Куда-нибудь еще?
– Нет.
– Вы вступали в интимную связь с Пиночетом?
Анна опустила глаза.
– …Да.
– Вы сделали это по принуждению?
Анна наклонила голову еще ниже.
– …Нет.
– То есть это была ваша личная инициатива?
Она вспыхнула:
– Как вы можете так говорить?! Мне пришлось на это пойти, чтобы сохранить легенду! Чтобы мы могли продолжить операцию!..
– В результате которой погибли трое наших сотрудников, – перебил ее Быстров. – Что и говорить, блестящее продолжение операции. Браво, Воротова. Вот только в чьих интересах вы действовали, когда ложились с Пиночетом в постель?
– Я… я…
Анна всхлипнула. Надо было что-то сказать, но она не находила слов. Выходило, что Быстров прав. Если бы она тогда отказала Пиночету, он отправил бы ее с виллы восвояси и Соболь с товарищами остались бы живы.
Испытание на полиграфе продолжалось еще около часа, но Анна плохо помнила задаваемые ей вопросы, как и свои ответы на них. Ею овладело единственное желание – поскорее остаться одной. Она кое-как дождалась окончания допроса, вернулась в комнату, где упала на кровать и наконец дала волю душившим ее слезам.
Жестокие и вместе с тем справедливые слова Быстрова надломили что-то в ее душе. Анне больше не хотелось оправдываться и защищаться. Она виновата в гибели разведгруппы и готова понести за это наказание. Пусть ее увольняют из армии и даже отдадут под суд. Это будет справедливо. Вот только как родители это переживут? Им ведь всего не объяснишь…
* * *
С мыслями о родителях Анна переступила порог кабинета для допросов. Сегодня ее вызвали позже обычного – солнце уже светило прямо в окно, очерчивая силуэт стоящего напротив окна уэсбэшника, который от этого стал даже как будто ниже ростом. Анна слегка прищурилась. Нет, перед ней был не Быстров, а совсем незнакомый мужчина лет сорока с тронутыми сединой волосами, в отлично сидящем на нем отглаженном костюме. Последняя деталь определенно относилась к недавнему прошлому. Она уже где-то встречала этого человека. Но тут мужчина заговорил:
– Здравствуйте, Анна Евгеньевна.
И она сразу вспомнила его. Косово, Приштина! Взрыв у российского консульства! Полковник Егоров – он занимался расследованием обстоятельств взрыва по линии ФСБ! Как же его зовут?
Фээсбэшник как будто прочитал ее мысли.
– Андрей Геннадьевич. – Он шагнул вперед и протянул руку. – Давайте познакомимся еще раз. Не возражаете?
– Нет. – Анна вяло пожала его ладонь. – Значит, это вы будете вести мое дело?
Полковник нахмурился. Похоже, он не ожидал от нее такой прозорливости.
– Ваше дело?
– Не утруждайте себя объяснениями, – пришла ему на помощь Анна. – Раз вы сменили майора Быстрова, значит, служебное расследование закончено, и все материалы переданы вам для судебного разбирательства.
– А-а, вот вы о чем, – как показалось Анне, с облегчением сказал Егоров. – Может быть, присядем? – Он указал ей на стул.
Странный какой-то следователь. Хотя он, кажется, не следователь. Да какая разница? Интересно, он по каждому поводу будет спрашивать у нее разрешения? Анна все-таки села. Егоров тоже занял место за столом и неожиданно сказал:
– Значит, вы решили, что вас надо судить. А за что?
– За то, что провалила задание: ничего не узнала об установленных Пиночетом минах и не предупредила своих об опасности.
Егоров скептически покачал головой.
– Слабовато. Это даже на халатность не тянет. Вот если вы действовали по указанию Пиночета и сознательно заманили группу в ловушку…
– Нет! – перебила его Анна. – Ничего этого не было! Почему вы все мне… не верите? – сбившись, механически закончила Анна, потому что фээсбэшник смотрел на нее и улыбался.
– Вот такой вы мне нравитесь гораздо больше, – объявил Егоров, потом заглянул в ящик стола и достал оттуда пластиковую бутылку холодного чая. – Хотите пить? Угощайтесь.
Анна вообще перестала что-либо понимать, однако взяла предложенную бутылку. Ей действительно вдруг очень захотелось пить. Фээсбэшник все так же улыбался и смотрел на нее. Ну и пусть себе смотрит. Анна отвернула пробку, поискала взглядом стакан – не нашла – и отпила прямо из горлышка.
– А у вас сильные пальцы.
– Что? – Анна даже перестала пить. Настолько неожиданным оказалось последнее замечание.
– Как у всех самовзводных пистолетов, у «ГШ-18» довольно тугой спуск. Чтобы нажать на спусковой крючок и при этом попасть в цель первым же выстрелом, надо иметь твердую руку и сильные пальцы. У вас именно такие. В волейбол не играете? – добавил к сказанному Егоров, но яснее от этого не стало.
– Играла раньше… Но к чему этот вопрос? Что это значит?
– Это значит, что вы действительно могли попасть телохранителю Пиночета точно в лоб. Кстати, с какого расстояния?