— Мать и тетки без устали твердят, что мне пора жениться и произвести на свет наследника. В течение последних пяти лет они подсовывают мне подходящих, на их взгляд, особ женского пола. А теперь, когда мне исполнилось тридцать три, боюсь, они вовсю развернут свою кампанию. Я пытался их урезонить, но не тут-то было, языки им не привяжешь. Я сказал им, что женюсь по своему собственному выбору и они тут ни при чем. Какая разница, впрочем, но, говоря откровенно, Мишель, я устал от их активности.
Он взял ее за руку, и она растаяла, превратившись в нечто аморфное, состоящее из одних ощущений. В голове царила абсолютная пустота, без малейшего проблеска мысли. Чем еще в таком случае можно объяснить ту невероятную поспешность, с какой она согласилась, не дав себе труда осмыслить то, что он говорил.
— Думаю, у нас все получится. Ты выглядишь слишком неопытной для своих лет. Не пойми это в отрицательном смысле. Напротив, это-то мне в тебе и нравится. Ты лишена всяких женских хитростей и уловок, которые утомляют и раздражают меня в других, и я нахожу это очень привлекательным. Мне нужна женщина для повседневной жизни, не помешанная на внешнем блеске, не увлекающаяся светскими приемами и бессмысленной пустой болтовней.
Филипп замолчал. Мишель смотрела на него во все глаза, не понимая и половины из того, что он говорил.
А он тем временем продолжил:
— Сделка не должна заключаться в интересах только одной стороны. Я знаю, после смерти отца ты вроде корабля, потерявшего управление. Мне известно, что отец дал тебе монастырское образование, а затем, играя на твоих чувствах, удерживал тебя дома и ты бесплатно выполняла обязанности экономки. Мишель, поверь мне, замужество и материнство это то, что тебе нужно. Это пойдет тебе на пользу. Тебе не придется беспокоиться о долгах, которые ты должна выплачивать… Естественно, как твой муж я мог бы рассчитаться с ними. Что же касается меня, — в глазах его мелькнула нежность и он улыбнулся ей, — я избавился бы от вечного брюзжания своего женского окружения в доме. А самое главное, у меня была бы жена, которую я выбрал для себя сам. Будешь думать, дорогая Мишель?
* * *
Но тогда она не стала думать, вспоминала теперь Мишель, сидя за столом, и залпом осушила бокал вина. Она просто приняла его предложение, а думать начала потом, когда было слишком поздно, когда стало ясно, что женился он на ней потому, что она послушна, нетребовательна, короче существо незначительное, которое можно засунуть в угол и забыть об этом. Существо, предназначенное для производства наследников обширных владений Бессонов. Только из этого ничего не вышло, разве не так?
— Вижу, Беатрис не забывает вас и регулярно продолжает навещать, — холодно заметила Мишель, обращаясь к свекрови. — Это так мило с ее стороны, вы не находите? — В голосе ее прозвучали нотки сарказма. — Пожертвовать престижными тусовками, ресторанами и магазинами. Ведь это ее естественная среда обитания, во всяком случае она сама меня в этом уверяла.
Раньше ей и во сне не приснилось бы, что она может так разговаривать. Она всегда внутренне напрягалась и съеживалась, стоило свекрови и ее сестрам заговорить с ней. Практически все их разговоры сводились к выражению неудовольствия по поводу того, что она чересчур худа, не умеет элегантно одеться, никак не может забеременеть и удержать возле себя мужа…
— Она давно увлечена моим сыном. — Луэллин промокнула губы салфеткой. — Вот я и говорю, что сейчас не самые благоприятные времена для всех нас.
Мишель показалось, что в глазах пожилой женщины мелькнуло сочувствие, и задумалась, прикусив нижнюю губу. Может, раньше она слушала только слова, упуская возможность увидеть за ними беспокойство о ее благополучии и семейном счастье? Она положила на стол салфетку, извинилась и покинула комнату, даже не взглянув на Филиппа. Если свекровь ей и сочувствовала, что было полной неожиданностью для нее, нет смысла разбираться в этом теперь. Здесь для нее все кончено.
— Мишель!
Пол появился перед ней со стороны коридора, ведущего к кухне, как только Мишель закрыла дверь столовой. Она собиралась устроить ему хорошую головомойку, но у брата был такой расстроенный вид, что вместо этого она обняла его.
— Здравствуй, — сказала она с нежностью.
— Я не смог бы усидеть за общим столом и мучиться неизвестностью, удалось ли тебе уговорить Филиппа дать мне еще один шанс.
Мишель собиралась рассказать ему, что она пыталась это сделать, но потерпела неудачу, что теперь он предоставлен своей судьбе и придется ему пережить все последствия своего позорного поведения. Обнимая брата, она ощутила, как дрожит его уставшее за день тело, и сердце ее пронзила боль, а глаза наполнились слезами. Она привыкла выигрывать любые битвы за него. Похоже, все нравственные и душевные силы достались ей одной, а брату ничего не осталось. Может, есть и ее доля вины в том, что он пошел в жизни по такому пути. Но как можно бросить его теперь, когда он особенно нуждается в ее поддержке?
— Все будет хорошо, — сказала Мишель брату, но голос ее дрогнул. — У тебя будет возможность все исправить. Постарайся, ведь это твой последний шанс.
Кухня располагалась в старой части дома, ее каменные стены были выкрашены белой краской, большая черная плита добавляла жару и без того слишком теплому раннему утру. Лауренсия, испанка по происхождению, которая много лет вела хозяйство в доме и кормила неженатых наемных работников усадьбы, месила тесто, три служанки сидели в торце длинного стола, занимавшего середину огромного помещения кухни, и оживленно болтали за кофе с рогаликами.
— Вы не видели господина Бессона? — спросила Мишель.
При ее появлении Лауренсия прекратила свое занятие, а горничные примолкли.
За прошедший год здесь ничего не изменилось. Луэллин и ее сестры показывались не раньше чем позавтракают в своих комнатах. А завтракали они в десять часов. Филипп, если не был в отъезде, отправлялся заниматься делами усадьбы на рассвете. Мишель не хотелось разминуться с ним и болтаться без дела до ланча, нервничая и сердцем отсчитывая секунды. Хотелось поскорее покончить с неопределенностью своего положения.
— Нет, сегодня утром не видели, миссис Бессон, — ответила Лауренсия.
Несмотря на прожитые в Штатах годы, она сохранила своеобразный акцент. Толстуха уперла руки в мощные бедра и с любопытством поглядывала на Мишель.
— Мисс Беатрис тоже дожидается его, — хихикнула одна из служанок и тут же потупилась под грозным взглядом черных глаз Лауренсии.
— Если вы присоединитесь к ней в саду, вам подадут туда кофе.
— Спасибо, Лауренсия.
Мишель поспешила удалиться, щеки ее горели от стыда. Усадьба Бессонов напоминала маленький деревенский поселок, где все всё знали друг о друге, а семейные дела хозяев усадьбы служили темой постоянных сплетен и пересудов. Вероятно, их удивило возвращение беглой жены хозяина и мучило любопытство, с чего это вдруг господин Бессон забрал ее брата с тепленького местечка в фирме и заставляет его работать в усадьбе как поденщика. Мишель было больно и стыдно за брата.