– Не имею никакого желания.
– А здесь что делать? Идем, мы ничего не теряем.
Мне действительно было лень шевелиться, но Джонатан схватил меня на руки и спустил вниз. От него разило джином.
Пробираться по камням было непросто: слой серо-зеленой слизи делал их невероятно скользкими. Кроме того, у Джонатана были проблемы с равновесием. Несколько раз он падал, чертыхаясь; шорты его были уже оливкового цвета с дыркой на заднице. Я тоже не балерина, но продвигалась более успешно, обходя большие камни и удерживая кое-как равновесие.
Каждые несколько ярдов приходилось перешагивать через полосу разлагающихся водорослей. Я делала это сравнительно легко, а Джонатан, и так с трудом державшийся на ногах, шлепал прямо по вонючему месиву. Среди водорослей валялись осколки бутылок, банки из-под Колы, останки крабов, щепки, в общем, полный набор всякого хлама. И мухи. Невообразимое количество жирных голубовато-зеленых мух, зудящих, карабкающихся друг на друга... Вот и первые живые существа, встретившиеся нам в этом милом местечке.
Неожиданно слева от меня началось какое-то непонятное движение: три-четыре камешка, подпрыгнув в воздух, шлепнулись вниз; еще несколько слегка зашевелились. Видимых причин этому явлению я не нашла. Джонатан ничего не видел: у бедняги все силы уходили на сохранение вертикального положения... Опять камешки; теперь уже подпрыгивали чуть выше, стукаясь друг о друга, всхлипывая при падении в воду... Прекратилось; затем снова – уже сзади нас.
Из-за валуна показался Рэй:
– Есть жизнь на Марсе!
Минуту спустя мы приблизились к нему. На лбу у меня выступили капельки пота, Джонатан же выглядел и вовсе скверно. Он вытер лоб и пробормотал:
– Ну, и что же стряслось?
– Сейчас все увидишь, – ответил Рэй и, проведя нас еще несколько шагов вверх, обвел широким жестом местность.
Я испытала шок.
Перед нами был весь остров: каменный холмик не более мили в диаметре, гладкий, как спина кита: ни растений, ни животных, ни следа присутствия человека.
Но жизнь все же наличествовала, и это шокировало не меньше.
В самом центре островка среди голых серых валунов была ровная площадка, окруженная прогнившими трухлявыми столбами. Столбы обтягивала ржавая проволока, образуя примитивный загон, внутри которого валялась охапка травы и... стояли три серые овцы. Рядом с ними – Анжела.
– Овцы! – торжествующе произнесла она, поглаживая одну из них по облезлому боку.
Джонатан оказался рядом с ней быстрее меня.
– Это как же?! – только и смог вымолвить он.
– Странно, не правда ли? – сказал Рэй. – Три овцы в таком неподходящем месте... Выглядят, кстати, они прескверно.
Я не могла с ним не согласиться. Одна из овец, видимо, была не в силах подняться на ноги от изнеможения или болезни. Да и остальные едва стояли. Свалявшаяся шерсть кое-где выпала клочьями, обнажив розовую кору, в уголках глаз скопился гной...
– Это жестоко, – заявила Анжела.
И она была права. Оставить бедных животных в этом месте, с одной охапкой травы и застоявшейся водой в консервной банке... это отдавало каким-то садизмом. Кому понадобился такой бессмысленный поступок?
– Я порезался, – Джонатан запрыгал на одной ноге, пытаясь разглядеть царапину не подошве другой. – На берегу, кажется, были стекла.
– А они совсем не выглядят несчастными и испуганными, – заметил Рэй.
Действительно, овцы не пытались выйти за ограждение, не блеяли, просто смотрели в пространство перед собой философским печальным взглядом, который говорил: да, мы просто овцы, мы вовсе не ожидаем чьей-нибудь заботы, поддержки и человеческого к себе отношения... Просто овцы, ожидающие смерти.
Рэй утратил интерес к происходящему и побрел куда-то по берегу, пиная перед собой жестянку.
– Мы выпустим их на свободу, – предложила Анжела.
Я проигнорировала эту идиотскую реплику. Что такое «свобода» в таком месте, как здесь?
– Выпустим, да? – настаивала она.
– Нет.
– Но они же умрут!
– Кто-то поместил их сюда – значит, на то была причина.
– Но они УМРУТ!
– Они умрут на берегу, если мы их выпустим. Как ты могла заметить, здесь нет никакой пищи.
– Мы их покормим.
– Тосты и джин, – предложил Джонатан, наконец вытащивший кусочек стекла из своей подошвы.
– Не можем же мы все так оставить!
– Это не наши проблемы, – сказала я. Мне становилось невыносимо скучно. Три овцы на груде камня. Кому какое дело, живы они или... Полчаса назад именно это я подумала о себе! Черт возьми, у нас есть что-то общее. Отчего-то заболела голова.
– Они умрут! – третий раз повторила Анжела.
– Ты тупая сука, – произнес Джонатан. Спокойно, без раздражения или злости, просто как констатацию факта. Я не смогла сдержать ухмылку. Анжела дернулась, будто ее ужалили:
– Что-что?!
– Тупая сука. СУКА.
Взрыв негодования. Слезы на глазах. Дрожащие губы.
– Да ты... ты вообще завез нас сюда!
– Видишь ли, я сделал это намеренно. Хочу посмотреть, нельзя ли забыть здесь тебя.
– Ты пьян!
– А ты дура. Но я-то завтра протрезвею...
Анжела размашистым шагом рванулась вслед за Рэем, стараясь сдерживать рыдания, пока не исчезла из нашего поля зрения. Мне стало в некотором роде жалко ее: легкая добыча.
– Ты бываешь редким ублюдком, Джонатан.
Он уставил на меня застывший остекленелый взгляд:
– Лучше будем друзьями. И для тебя я не буду ублюдком.
– Ну, меня-то не так просто испугать.
– Знаю.
Мне надоело это место, я решила вернуться на «Эммануэль».
– Эти долбаные овцы, – произнес Джонатан.
– Они не виноваты.
– Виноваты! Посмотри на их гнусные морды...
– Я пойду. Надоело.
– Тупые твари.
– Ты здесь остаешься?
Он схватил меня за руку:
– Не уходи.
– Здесь слишком жарко.
– Не так уж. Мы пристроимся на этом плоском камне, и никто не помешает.
– Ты уверен?
– Имеешь в виду Рэя? Нет, он не придет. Мы неплохо проведем время.
Он медленно потянул меня к себе. Жаркое дыхание напомнило сегодняшнее утро, кубрик, его страстный шепот... Замкнутый круг. А что еще делать в такой замечательный денек, как сегодня? Плестись по кругу, как овцы в загоне. Жрать, спать, трахаться.