В воздухе стоял запах, который Макбрайд узнал, но происхождение которого определить не мог. Макбрайд какое-то время стоял неподвижно, принюхиваясь, пока не услышал звук сирен в наружном коридоре – Карнеги вот-вот будет здесь. Внезапно он понял, где раньше слышал этот запах. Тот же самый запах ударял ему в ноздри, когда он после занятий любовью с Джессикой шел в душ – это был его ритуал, – а потом возвращался в спальню. Это был запах секса. Макбрайд улыбнулся.
На лице его все еще отражалось удовольствие, когда тяжелый предмет рассек воздух и ударил Макбрайда в нос. Он почувствовал, как хрустнул хрящ и хлынули потоки крови. Он сделал два или три неуверенных шага назад, чтобы избежать нового удара, но запнулся о наваленный на пол хлам. Он упал в осколки стекла и поглядел наверх. Его убийца надвигался на него, занося металлическую балку. Лицо человека напомнило ему лица обезьян в клетках – те же оскаленные желтоватые зубы, те же глаза, горящие безумной яростью. Нет! – прокричал человек, опуская свою импровизированную дубинку. Каким-то образом Макбрайд ухитрился заслониться от удара рукой, одновременно пытаясь достать оружие. Атака была неожиданной, но теперь, когда его размозженный нос болел, а это прибавляло ему ярости, он готов был дать достойный отпор агрессору. Он легко выдернул дубинку у мужчины и, постанывая, поднялся на ноги. Все правила касательно процедуры ареста вылетели у него из головы. Он обрушил град ударов на голову и плечи мужчины, заставив того попятиться через всю комнату. Мужчина заслонялся от нападения руками, уклонялся и, наконец, ударился о противоположную стену. Только теперь, когда противник был на грани потери сознания, ярость Макбрайда поутихла. Он стоял посредине комнаты, тяжело дыша, и наблюдал за избитым мужчиной, который сползал вниз по стене. Он сделал серьезную ошибку. Теперь он увидел, что нападающий был одет в белый лабораторный халат и был, следовательно, как любил напыщенно выражаться Дули, на стороне ангелов.
– Ах, черт тебя побери! – сказал Макбрайд. – Вот дерьмо-то.
Веки мужчины затрепетали, и он уставился на Макбрайда. Было ясно, что он с трудом ухватывает суть происходящего, но, наконец, на его густобровом, угрюмом лице появилось осмысленное выражение. Он явно понял, кто такой Макбрайд, или, скорее, понял, кем он не является.
– Вы – не он, – прошептал он.
– Кто? – спросил Макбрайд, понимая, что он может еще спасти свою репутацию, вытянув у свидетеля важные показания. – Кто, вы думали, я такой?
Мужчина открыл рот, но ничего не сказал. Макбрайд наклонился над ним и выпытывал:
– На кого, по-вашему, вы нападали?
Рот вновь приоткрылся, и вновь оттуда не донеслось ни звука. Макбрайд настаивал:
– Это очень важно, – сказал он. – Просто скажите мне, кто это был?
Мужчина что-то прошептал. Макбрайд прижал ухо к его дрожащим губам.
– Легаш вонючий, – сказал мужчина и вырубился, оставив Макбрайда и дальше проклинать его за то, что потеря контроля над собой вполне могла принести неприятности, которых хватит на всю жизнь. Но что ему еще оставалось?
* * *
Инспектор Карнеги привык к рутине. За исключением редких моментов профессиональных озарений вся его работа состояла из долгих часов ожидания. Он ждал, пока тела будут сфотографированы и осмотрены экспертами, пока законники придут к соглашению и пока будут собраны свидетельские показания. Он уже давным-давно оставил попытки бороться с этой скукой и научился искусству не сопротивляясь плыть по течению. Следствие нельзя торопить; умудренный человек, он позволял медэкспертам и законникам делать свое нудное дело. В конце концов, когда придет время, нужен будет лишь перст указующий и преступник содрогнется.
Теперь, когда лабораторные часы на стенке показывали двенадцать пятьдесят три ночи и даже обезьяны затихли в своих клетках, он сидел на одной из скамеек и ждал, когда Хендрикс закончит свои исследования. Хирург ознакомился с показаниями термометра, потом стянул перчатки, облегающие руки, точно вторая кожа, и отбросил их на простыню, где лежала покойница.
– Это всегда сложно, – сказал врач, – определить время смерти. Она остыла по меньшей мере на три градуса. Я бы сказал, что она мертва уже около двух часов.
– Полиция прибыла сюда без четверти двенадцать, – сказал Карнеги. – Так что она умерла примерно за полчаса до этого?
– Где-то в этих пределах.
– Ее туда затащили? – спросил он, указывая на скамью.
– О, разумеется! Сама она не могла туда спрятаться. Не с такими ранами. Они – это нечто, как по-твоему?
Карнеги уставился на Хендрикса. Полицейский хирург, вероятно, видел сотни трупов в любом мыслимом состоянии, но сейчас на его заостренном лице явно читался интерес. Карнеги подумал, что эта тайна по-своему была не менее увлекательна, чем тайна мертвой женщины и ее убийцы. Как может человек наслаждаться определением ректальной температуры трупа? – дивился Карнеги. Но в глазах хирурга совершенно очевидно светилось удовольствие.
– А мотив? – спросил Карнеги.
– Вполне ясно, разве нет? Изнасилование. Он изрядно к ней приставал: обширные повреждения влагалища, следы спермы. Тут есть с чем повозиться.
– А раны на туловище?
– Рваные. На разрезы не похоже.
– Оружие?
– Не знаю. – Хендрикс опустил уголки губ книзу. – Я хочу сказать, ткани истерзаны.Если бы не было таких очевидных свидетельств изнасилования, я бы сказал, что это, скорее, животное.
– Ты хочешь сказать, собака?
– Ну, скорее, тигр, – ответил Хендрикс.
Карнеги нахмурился.
– Тигр?
– Шутка, – ответил Хендрикс. – Это я пошутил, Карнеги. Господи, у тебя вообще есть чувство юмора?
– Это не смешно, – сказал Карнеги.
– Да я и не смеялся, – ответил Хендрикс с мрачным видом.
– Тот человек, которого Макбрайд нашел в боксе.
– А что насчет него?
– Подозреваемый?
– Да никогда в жизни. Мы ищем маньяка, Карнеги. Большого, сильного. Дикого.
– А когда ее ранили? До или после?
Хендрикс нахмурился.
– Не знаю. После вскрытия станет известно больше. Но я бы сказал, что наш парень был в исступлении. Скорее всего, эти раны были нанесены одновременно с изнасилованием.
Обычно флегматичные черты Карнеги исказились в удивлении:
– Одновременно?
Хендрикс пожал плечами.
– Вожделение – забавная штука, – сказал он.
– Жутко забавная, – последовал испуганный ответ.
* * *
Карнеги велел водителю высадить его за полмили от дома, чтобы немного пройтись пешком и поразмыслить перед тем, как прийти домой, где его ждут горячий шоколад и дремота. Этот ритуал соблюдался чуть ли не с религиозным рвением, даже когда инспектор был уставшим как собака. Он привык выбрасывать из головы все служебные заботы до того, как переступит порог дома, – давний опыт показал, что если дома он будет продолжать думать о расследовании, это не поможет ни расследованию, ни его семейной жизни. Он узнал об этом слишком поздно, чтобы помешать жене уйти, а детям – отдалиться, но тем не менее, этого принципа он придерживался твердо.