Он вернулся в мастерскую. Там его поджидал Лью. Уроки уже закончились: кроме него, в помещении никого не было.
— Что ты здесь делаешь?
— Жду вас, сэр.
— Зачем?
— Вы мне нужны, сэр. Я только хотел передать вам письмо, сэр. Для моей мамы. Вы отошлете его?
— Ты ведь можешь послать его как обычно — разве нет? Отдай секретарю, и она сделает все остальное. Тебе разрешается два письма в неделю.
Лью понуро посмотрел на свои ботинки.
— Сэр, их всегда распечатывают и читают: на тот случай, если кто-нибудь напишет лишнего. И если в письмах есть что-нибудь такое, то их сжигают.
— А ты написал что-то лишнее?
Он кивнул.
— Что именно?
— О Кевине. Я рассказал ей о Кевине. О том, что случилось с ним.
— А ты не ошибаешься в своих предположениях?
Мальчик пожал плечами.
— Это правда, сэр, — произнес он спокойно и уже явно не заботясь о том, насколько его слова были убедительны для Рэдмена. — Это правда. Он здесь, сэр. Он в ней.
— В чем? О ком ты говоришь?
Может быть, Лью просто пересказывал свои страхи (как и предполагала Ловерхол)? С этим парнем можно было потерять всякое терпение, и Рэдмен чувствовал, что был уже близок к тому.
В дверь постучали. В мастерскую просунулся неопрятный подросток по фамилии Слейп, быстро оглядевший их сквозь очки в металлической оправе.
— Входи.
— Вас срочно просят к телефону, сэр. К тому, который в кабинете секретаря.
Рэдмен ненавидел срочные телефонные звонки: они никогда не приносили ничего хорошего.
— Срочно? Кто?
Слейп только пожал плечами.
— Останешься с Лью, ладно?
Казалось, подобная перспектива не очень обрадовала Слейпа.
— Здесь, сэр?
— Здесь.
— Ладно, сэр.
— Я полагаюсь на тебя. Не подведи меня, Слейп.
— Не подведу, сэр.
Рэдмен повернулся к Лью. Казалось, тот был готов расплакаться.
— Дай мне свое письмо. Я передам его секретарше.
Лью нехотя вынул конверт из кармана и протянул его Рэдмену.
— Нужно сказать «спасибо».
— Спасибо, сэр.
* * *
В коридорах никого не было.
Настало время телевизора, час ночного поклонения могучему идолу. Вероятно, все прилипли к черно-белому экрану, украшавшему унылую обстановку рекреационной комнаты, и бездумно впитывали мешанину из боевиков, космических войн и мелодрам. Обычно они застывали там с разинутыми ртами и молчали, как загипнотизированные, до первой сцены насилия или намека на секс. Тогда зал взрывался улюлюканьем, свистом, непристойными выкриками и ободрительными аплодисментами — только для того, чтобы вновь смениться гробовым молчанием, в течение которого они вновь напряженно ждали нового выстрела, нового нескромного кадра. Он и сейчас слышал ружейный огонь и музыку, эхом разносившуюся в пустом коридоре.
Кабинет был открыт, но секретарша отсутствовала. Будильник на ее столе показывал девятнадцать минут девятого. Рэдмен подправил стрелки на своих часах.
Телефонная трубка лежала на рычаге. Тот, кто его вызвал, видимо, устал ждать и не оставил никакой записки. Обрадованный тем, что звонок оказался не настолько срочным, чтобы абонент не мог проявить немного терпения, он, впрочем, почувствовал легкое разочарование, лишившись возможности поговорить с внешним миром, как Робинзон Крузо, завидевший на горизонте парус, который проплыл мимо его острова.
Почти смехотворная ситуация: ведь это была не его тюрьма. Он мог в любое время выйти отсюда. Ему захотелось сейчас же выйти за ворота и больше не быть несчастным Робинзоном.
Сначала он подумал оставить письмо Лью на столе секретарши, но почти сразу переменил решение. Он обещал защищать интересы мальчика и не собирался отказываться от своих слов. При необходимости можно было самому бросить письмо в почтовый ящик.
Возвращаясь в мастерскую, он ни о чем особенном не размышлял. Ему мешало сосредоточиться какое-то смутное беспокойство, смешанное с усиливающимся раздражением. Его лицо все больше хмурилось. «Проклятое место», — он вслух произнес свою мысль, подразумевая не эти стены и пол, а ту ловушку, частью которой они были. Он чувствовал, что мог бы здесь умереть, не успев претворить своих самых лучших намерений. И никто не узнал бы, не пожалел бы, не стал бы оплакивать его смерть. Идеализм здесь не был в почете, жалость считалась потаканием. Всюду царили озлобленность, отчужденность и...
Молчание.
Вот что было не так. Телевизор гремел на полную катушку, его звуки разносились по пустому коридору, но их не сопровождали ни свист, ни бранные крики.
Рэдмен ускорил шаги и свернул в коридор, ведущий к рекреационной комнате. В этой части здания было устроено место для курения — на полу валялось множество раздавленных окурков. Спереди доносился ничем не заглушаемый шум драки. Женский голос выкрикнул чье-то имя. Мужской голос ответил, но был прерван ружейными выстрелами. Явно близилась развязка.
Он открыл дверь.
Вопли были почти оглушительными.
— Ложись!
— Он вооружен!
Снова выстрелы.
Женщина, большегрудая блондинка, заработала пулю в сердце и, упав на обочину дороги, умерла рядом с мужчиной, которого любила.
Трагедия завершалась при полном отсутствии зрителей. Их стулья были расставлены перед телеэкраном, но сами они, очевидно, на этот вечер нашли какое-то другое развлечение. Лавируя между рядами пустых сидений, Рэдмен пробрался к телевизору и нажал кнопку. Едва погасло изображение и исчезла музыка, как за дверью послышались чьи-то спешные шаги.
— Кто там?
Дверь открылась.
— Слейп, сэр.
— Я велел тебе оставаться с Лью.
— Ему нужно было куда-то уйти, сэр.
— Уйти?
— Он сбежал, сэр. Я не смог задержать его.
— Черт тебя побери! Что значит, не смог задержать?
Рэдмен пошел к выходу. По дороге он задел один из стульев, и тот, протестуя, жалобно взвизгнул на скользком линолеуме.
Слейп поежился.
— Извините меня, сэр, — сказал он. — Я не мог поймать его. У меня не в порядке нога.
Да, Слейп прихрамывал на одну ногу.