Ровно через десять минут тишину леса прорезал стрекот вертолетных винтов, а еще через минуту на поляну опустился штабной «Ми-4», выделенный в распоряжение подполковника. Федоров прилетел один, чему Кудрявцев оказался чрезвычайно рад. Отсутствие других руководителей поисковой операции автоматически избавило Евгения от нудных и, главное, совершенно бесполезных оправданий. Федоров и сам прекрасно понимал, что для разбирательств и поиска виновных сейчас просто нет времени, поэтому, едва пожав руку Кудрявцеву, сразу перешел к делу:
– Показывай, что здесь у тебя?
Евгений провел своего начальника в дом, где на полу, возле оставленного открытым люка, лежали тела смотрителя заповедника и его жены. Глаза женщины были чуть прикрыты веками, а мужчины – широко открыты. Федоров присел возле трупа на корточки и внимательно осмотрел застывшие, слегка расширившиеся зрачки.
– Действительно яд, – заключил он. – У отравленного диверсанта внешние проявления абсолютно аналогичны. Странно, очень странно, – добавил он, поднимаясь на ноги. – Что за изощренный способ убийства? Застрелить, зарезать или проломить череп для Осокина гораздо проще. Для чего ему вдруг потребовалось пользоваться ядом?
Кудрявцев промолчал. Он знал одно: Осокин – безжалостный убийца. А мотивация его поступков Евгения не интересовала. В отличие от своего друга Федоров старался понять психологию убийцы и движущие им мотивы, поэтому задал Евгению новый вопрос:
– Из дома что-нибудь пропало?
– Трудно сказать. – Кудрявцев прожал плечами. – Мы искали походную аптечку – ее нет. Нет охотничьего ружья. А вот нарезной карабин не тронут, хотя и стоит на видном месте в одежном шкафу.
– Откуда известно, что у егеря вообще было охотничье ружье? – быстро спросил Федоров.
– В том же шкафу мы обнаружили несколько коробок с патронами двенадцатого калибра, – объяснил Евгений. – Если есть патроны, значит, было и ружье.
– Гм... – Федоров задумчиво потер переносицу. – Он бросает автомат, но забирает охотничье ружье... Не понимаю. Если он бросил автомат, так как не мог им воспользоваться из-за полученного ранения, то с ружьем, которое весит в три раза больше, ему тем более не справиться! Тогда зачем оно ему?!
– Планирует длительный переход по тайге, за время которого надеется залечить рану и уже тогда охотиться с помощью дробового ружья, – не очень уверенно предположил Евгений.
– Глупости! Залечить рану во время тяжелейшего перехода весьма непросто, если вообще возможно. Нужно усиленное высококалорийное питание, а где его взять? Ни ягоды, ни грибы в лесу пока не созрели. Охотиться – это раненому-то? Если рассуждать здраво, Осокин вообще не должен был покидать жилище егеря, а оставаться здесь, пока не заживет его рана. Женя, а вы не могли его спугнуть?
– Исключено, Иван Захарович, – уверенно ответил Евгений. – Прежде чем подбираться к дому, мы окружили поляну. По всем правилам, – добавил он. – Мышь бы не проскочила. Голову даю на отсечение – когда мы здесь появились, Осокина в доме уже не было.
– Что же тогда получается? – рассуждая вслух, спросил Федоров. – Осокин проник в дом смотрителя заповедника, отравил его вместе с женой, сбросил трупы в подполье, забрал из дома охотничье ружье и, возможно, походную аптечку и снова скрылся в тайге...
– Не совсем так, – поправил начальника Кудрявцев. – Егерь и его жена сами спустились в подполье. И лишь затем Осокин заставил их принять яд. Женщина умерла, когда сидела на бочке, а мужчина, очевидно, в тот момент, когда пытался открыть крышку люка.
Федоров очень внимательно выслушал пояснение Кудрявцева, после чего заметил:
– Женя, возвращение Осокина в тайгу, а также использованный им для убийства семьи егеря яд – это то, чему я не могу дать объяснение. Но оно есть! И мы обязаны его найти. Только поняв логику диверсанта, поняв, что он замыслил, мы сумеем его перехватить! Только так, и никак иначе! – Перехватив непонимающий взгляд Кудрявцева, подполковник быстро спросил: – Вы осматривали дом. Обнаружили что-нибудь необычное?
– Да нет. – Евгений отрицательно мотнул головой.
– А другие строения? – Федоров указал взглядом на отдельно стоящую рубленую баню.
– Пока нет.
– Пойдем. Осмотрим вместе.
В отличие от дома входная дверь небольшой баньки оказалась незапертой. Стоило Евгению потянуть за ручку двери, как она сразу же открылась. Переступив порог, Федоров и Кудрявцев оказались в небольшом предбаннике, в центре которого располагался сколоченный из обструганных досок стол. Вдоль одной стороны стола тянулась прибитая к стене деревянная лавка. Возле противоположной стены были аккуратно сложены пихтовые и березовые поленья, на которых стояла коробка с березовой корой и приготовленной для растопки бумагой. Федоров заглянул в коробку, поворошил рукой сваленную туда бумагу и достал из вороха пустую картонную упаковку из-под женских гигиенических прокладок.
– Узнаешь?
– Узнаю. – Евгений усмехнулся. – Моя Маша как раз такими пользуется. Правда, только по... особому случаю, – наконец подобрал он подходящие слова, – когда бикини надевает.
– Твоей жене сколько лет?
– Двадцать шесть, – не особенно понимая, куда клонит его начальник, ответил Евгений.
– А жене егеря было около сорока. Не думаю, что она носила такие узкие трусы, для которых предназначены эти прокладки.
– Значит...
– Здесь была еще одна женщина, причем гораздо моложе, – закончил за Кудрявцева Федоров. – И именно из-за нее Осокин изменил свои первоначальные планы... Дай мне рацию. Нужно срочно выяснить в дирекции заповедника, что за женщина жила в доме егеря.
Стен следил за движением секундной стрелки на своих наручных часах. Пробежав двенадцатичасовую отметку, стрелка начала отсчет последней минуты из того времени, которое диверсант отмерил себе провести в машине.
– Веселей, Юля. Скоро все закончится! – Стен озорно подмигнул сидящей на соседнем сиденье девушке и потрепал ее по оголенному колену.
Пальцы диверсанта жадно вцепились в бархатистую кожу: «Какие ножки! Черт! Как обидно использовать сучку, так ни разу и не трахнув ее. А может, забрать ее с собой? Взять в Ухте СВ, запереться с ней в купе да и драть всю дорогу во все дырки, а перед самой Москвой грохнуть? Труп, кстати, можно запихнуть в багажный ящик под полкой... – Стен резко оборвал себя. – Прежде чем строить планы, нужно еще выбраться отсюда!» Однако разбуженное желание оказалось так велико, что Стен не устоял перед соблазном и, скользнув ладонью вверх по оголенному женскому бедру, запустил руку девушке под юбку. От прикосновения его жадных пальцев Юля испуганно вздрогнула, а ее лицо перекосила гримаса ужаса. Стену это не понравилось. Продолжая тискать под юбкой плотно сжатые девичьи бедра, он произнес:
– А вот шарахаться от меня не надо. Мы же договорились, Юля, – ты моя жена, а жена должна отвечать на ласки мужа. Ну-ка, поверни ко мне свое личико и улыбнись.