Часовой неожиданно метнулся в сторону, и залег за гранитным ограждением дворца. — Товарищи! Это те, о ком нас предупреждали! — крикнул он, — Это враги!
Чернобородый опешил. Но тут вдруг на крыше дворца неожиданно вспыхнули прожектора, залившие часть улицы, примыкающую к нему ярким светом, а откуда-то сверху раздался трубный глас, от которого у мятежников побежали мурашки по телу, — Всем стоять и не дергаться! Кто шевельнется — смерть! По одному подходим к главным воротам и разоружаемся. При малейшей попытке сопротивления открываем огонь!
Из толпы, сгрудившейся на Шпалерной раздался чей-то панический вопль, — Атанда! Шухер! Бежим!
Придя в себя, чернобородый попытался достать из "маузер" из деревянной кобуры, висевшей у него на боку. Но он не успел оказать сопротивление, потому что голова его разлетелась, словно спелый арбуз, по которому со всего размаха ударили палкой. Выстрела никто не услышал — снайпер работал с верхнего этажа водонапорной башни, стоявшей напротив Таврического дворца.
Кто-то из толпы открыл огонь по прожекторам. И тогда заработали пулеметы. Они стреляли с крыши здания напротив, со стороны конторы водопроводной станции, и из самого Таврического дворцы. Мятежники, те, кто уцелел, бросились врассыпную.
Но тут раздался лихой казачий посвист, и цокот десятков копыт. По Шпалерной — со стороны казарм Кавалергардского полка, и со стороны Аракчеевских казарм, где располагалась офицерская кавалерийская школа, взметнув над головой клинки, мчались казаки.
Мятежники заметались, ища спасения от всадников. Но его не было. Истошный крик, взмах казачьей шашки, и на землю валится еще один из тех, кто приехал в Россию из САСШ или Европы, чтобы "раздуть мировой пожар в крови".
21(08) октября 1917 года 23:25, Петроград. Шпалерная улица, угол Таврической.
Подхорунжий 14-го донского казачьего полка Назар Круглов.
Сегодня после обеда к нам в казармы на Обводном пришел сам новый Главковерх товарищ Фрунзе. Он собрал всех членов полковых комитетов, и сообщил, что Троцкий и Свердлов готовят черное дело — хотят напасть на Таврический дворец, где находится товарищ Сталин и его правительство и всех их перебить. А взамен самим стать во главе России. Тогда война будет еще долго продолжаться. Тот же Троцкий, он, ирод, ведь что задумал! Хочет пойти походом на Индию! Революцию там устроить! А Свердлов вообще желает извести все казачье племя под корень!
Товарищ Фрунзе спросил, на чьей стороне мы будем. Мог и не спрашивать — тут и дураку понятно, что ни один здравый в уме казак не станет на сторону этих выблядков. Мы все заверили товарища Фрунзе, чтобы он не сомневался и приказывал нам, что надо сделать. А мы уж его не подведем.
Приехавшие с Михаилом Васильевичем офицеры стали распределять наши эскадроны по разным отрядам. Оказывается, Троцкий и Свердлов — вот ведь сволочи какие! — решили вместе с местными питерскими бандитами и анархистами-громилами напасть на винные заводы и винные склады, чтобы народ во хмелю окончательно потерял голову. А пока все проспятся-прочухаются, власть уже будет у этих поганцев.
Для моего эскадрона выпала самая ответственная задача — оборонять Таврический дворец. Там будет находится сам товарищ Сталин и его правительство. Правда, главное дело будет доверено красногвардейцам и морским пехотинцам, таким, как мой приятель Федя Мешков. Ну, видел я этих орлов во время учений. Если уж они сцепятся с мятежниками, так нам вряд ли после них чего останется.
Оказалось, что все не так просто было, и нам, казачкам, пришлось шашкой помахать. Когда по толпе, которая пришла захватывать Таврический дворец, прошлись пулеметами, те, кто уцелел, бросились бежать по Шпалерной улице. Мой отряд стоял наготове во дворе бывших казарм кавалергардов. И получив сигнал, мы на рысях выскочили на улицу, чтобы перехватить беглецов.
Скажу честно, мы больше их порубили, чем взяли в полон. Уж больно отчаянно они сопротивлялись. А один из них, такой чернявый, с бородкой клинышком и в пенсне, так он, гаденыш, дважды в меня выстрелил из нагана. Одна пуля пробила у меня фуражку, а вторая словно плетью хлобыстнула меня по боку. Но я все же дотянулся до него, и когда он снова собрался бежать, рубанул его шашкой по затылку. Тут ему и смерть пришла.
После боя, уцелевшие налетчики, разоруженные и присмиревшие, под конвоем красногвардейцев и морских пехотинцев, начали стаскивали трупы своих неудачливых собратьев во двор одного из домов на Шпалерной. Живых было мало, а трупов много, так что это дело должно было занять у них все свободное время до утра.
В этот момент к нам подошел один из начальников, капитан Тамбовцев, сказал, глядя на зарубленного мною чернявого в пенсне, сказал — Так вот ты какой, северный олень, Лейба Давидович Троцкий?
Потом, перевернув труп Троцкого на живот, он посмотрел на раскроенный затылок, и задумчиво так произнес, — От судьбы не уйдешь… Не ледоруб, так казачья шашка… Эх, не быть тебе, товарищ Рамон Меркадер, Героем Советского Союза…
— А кто это Рамон, как его там… — спросил я товарища Тамбовцева.
— Да, был один хороший человек, — с улыбкой сказал мне капитан. А потом, посмотрев мне в глаза, уже серьезно сказал, — Молодец, подхорунжий. Много ты людей спас от смерти лютой. Вот тебе за это. Все, что могу лично.
И он протянул мне фонарик, который светил ярко, и батареек к нему, оказывается не надо никаких. Как станет слабо светить, так надо его немного подержать на ярком солнышке, и он снова будет работать. Хорошая штука и полезная весьма, и не только в сортир ночью ходить. Вот вернусь в станицу, так все мне соседи завидовать будут!
21(08) октября 1917 года 23:45, Петроград. Таврический дворец. Штаб по подавлению мятежа.
Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.
Ну вот и все. Finita la comedia. Или, говоря по проще: "Картина Репина — "Приплыли!" В общем, мятеж, на который возлагали такие надежды Троцкий и Свердлов, мы прихлопнули малой кровью. Нашей, разумеется. В ходе боестолкновений в городе было убито несколько красногвардейцев и моряков. Раненых было несколько десятков. Всех тяжелых адмирал Ларионов велел вертолетами переправить на "Енисей".
А мятежников положили больше тысячи, точно пока никто не считал. Особенно кровавым было дело у стен Таврического дворца. Тут уж никто никого не жалел, и пленных оказалось чуть больше двух десятков. Раненых среди них тоже было немного. Как я понял, ни красногвардейцы, ни казачки Мать Терезу не изображали, и добивали тех, кто сразу не отдал концы. А чего ради церемониться, делать перевязки, когда по тому же самому декрету по борьбе с бандитизмом, уже завтра этим кадрам в обязательном порядке намажут лоб зеленкой.
Среди убиенных оказался и "Демон Революции". Льва Давидовича упокоил один симпатичный казак. Я его поблагодарил от души, и подарил ему на память светодиодный фонарик с аккумулятором, заряжающимся от солнца. Мог бы чем и другим наградить, только орденов советских еще не придумали. Надо подсказать Сталину, пусть прикинет, как лучше назвать новые награды.