Девушка провела языком по лезвию ножа, а затем, оттянув немного край футболки Царя, взрезала её. Тонкий хлопок охотно поддался острой кромке. Проведя ножом до горловины, Полина откинула в стороны ткань и взялась расстёгивать брюки.
Покончив с одеждой, она, склонив голову, взглянула на Царя.
– Ты сейчас такой беспомощный… забавно. Раньше я смотрела тебе в рот, а ты вертел мною, как хотел. Но теперь…
Она провела кончиками пальцев по его телу – от шеи до паха. Вялая плоть парня никак не отозвалась на прикосновения. Полина хмыкнула.
– Теперь ты по-настоящему мой. Весь, целиком. Любимый…
Перехватив нож поудобнее, девушка приставил остриё к соску на широкой груди Царя.
– Точка, точка, запятая, вышла рожица кривая… Палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек.
Физической боли Царь так и не ощутил, её затмила мука гибнущего разума.
…Юрец и Лена, по-прежнему держась за руки, молча сидели на скамье на набережной напротив «Феликса Дзержинского». Их глаза были открыты, но вряд ли ребята осознавали, что видят перед собой.
А потом из глубины судна, нарастая, рванулся к небесам жуткий вопль обезумевшего существа, которое узрело себя на самом краю пропасти и ощутило, как крошится под ногами камень. Крик этот раскалённым остриём пронзил ночную тьму – и оборвался.
Ребята слабо зашевелились. Оцепенение, в которое погрузились их души, понемногу отпускало свои жертвы. Впрочем, жертвы ли?
– Юра? – голос Лены был тих и почти бесцветен. Надо было быть очень чутким слушателем, чтобы заметить промелькнувшую в нём слабую нотку удивления.
Парень кивнул.
– Почему… мы здесь?
Юрец взглянул на «Феликс Дзержинский», по его лицу прошла судорога.
– Мы ведь были там… с ними, – казалось, что Лена приходит в себя быстрее его.
– Были… – звуки царапали пересохшее горло.
– Нас что, отпустили?
Парень помотал головой. Он ничего не понимал, кроме того, что почему-то всё ещё жив и находится снаружи.
…Полина с явным неудовольствием на лице смотрела на тело Царя. Этот слабак умер до того, как она закончила картину. Короткие судороги, пена на губах, и всё – кончено. А ведь ей оставалось совсем немного. Но стоило прикоснуться ножом к паху – о, совсем нежно, с любовью! – как Царь сдох. Что ж, пусть. Это только первая её картина. В следующий раз получится лучше. Полина даже знала, какие полотна ей хочется разрисовать в первую очередь. Их было два. Девушка нутром чуяла: Юрец с Леной живы. А раз так, рано или поздно они встретятся.
Она сложила нож и, нагнувшись, вытащила изо рта Царя трусики.
– Я сохраню их на память о тебе, любимый. Ты был бесподобен, мой Учитель!
Внезапно девушка ощутила сильнейшее возбуждение. Пережитое наряду с победой требовало разрядки, и немедленной. Полина легла на пол рядом с Царём, положила руку ему на пах, а второй принялась ласкать себя. Наслаждение быстро усиливалось, тело девушки начало выгибаться дугой. Её пальцы судорожно стискивали ещё тёплую плоть парня, с губ срывались громкие стоны. Мир за пределами тела перестал иметь значение, Полина словно бы оглохла и ослепла на время.
– За убийство ученика во время урока учитель Полина вызывается к директору, – прогремел в зале знакомый голос, искажённый динамиками. – Повторяю, за убийство ученика во время урока…
Наслаждение, достигнув своего пика, сотрясло девушку с головы до пят и начало медленно растворяться в теле, оставляя на память сладкое послевкусие.
Под пальцами вдруг ожила, набухла и затвердела, плоть Царя. Полина распахнула глаза. Парень тяжело приподнялся, подставил локоть. Мёртвые глаза встретились с глазами девушки. Ладонь Царя обхватила её запястье, сжала до хруста. Тем временем другие мертвецы ухватили Полину за ещё остававшиеся свободными конечности. В поле зрения появилась Света.
А девушку уже переворачивали на живот, ставили на карачки. Она обернулась через плечо. Сзади на коленях стоял Царь. А слева от него…
Полина дико вытаращилась, не веря своим глазам.
«Полиночка, разве ты не хочешь сделать мне приятное?..»
– Юра, пойдём отсюда, – Лена поднялась на ноги, заставив встать и его, так и не отпустившего руку девушки. – Пойдём скорее. Вдруг… вдруг оно передумает.
Они успели пройти мимо двух пришвартованных судов и подходили к третьему, когда их настиг второй вопль, ещё пронзительнее первого.
Переглянувшись, Юрец с Леной бросились бежать и не останавливались, пока не выскочили из прибрежного парка к пустынному в этот предутренний час проспекту.
…На набережной «Феликс Дзержинский» сыто покачивался на волнах. Опустошив последнюю жертву, дух судна утратил всякое сходство с человеком, давшим ему свои имя и фамилию, растекся по каютам и коридорам, пропитал собой палубы и переборки, добрался до каждого отдалённого уголка.
Судно чувствовало себя удовлетворённым. Уже не первый раз оно забирало у людей всю грязь и тьму, которыми те пропитались, – как правило, вместе с жизнью. Не то чтобы судно непременно стремилось убивать, просто чаще всего люди сами не могли жить без того, что отдавали ему. В них оставалось слишком мало другого, чистого.
Так что «Феликс Дзержинский» не был разочарован тем, что этой ночью два человека накормили его и при этом остались живы. Может, это было и к лучшему. Рано или поздно они расскажут кому-нибудь о пережитом. Люди не могут иначе. О, конечно, поделятся не всем, только малой толикой случившегося, из которой тщательно вымарают любое упоминание об ожившем судне. Но так и надо – тайна, присутствие которой почувствуют слушатели, только раззадорит их. Однажды на палубе появятся новые гости.
За полвека, минувшие с года постройки, «Феликс Дзержинский» научился ждать. Судно в последний раз взглянуло провалами иллюминаторов в ту сторону, куда ушли недавние гости, и целиком погрузилось в приятные воспоминания о прошедшей ночи.
– Кажется, мы остались на пляже одни, – сказала Ира без эмоций в голосе – просто констатируя факт.
Лёша выглянул из-под широкого зонта с резвящимися дельфинами и, щурясь от жестокого полуденного солнца, убедился в правоте жены: по правую и по левую сторону от них узкий песчаный пляж был совершенно пуст. Курортники предпочли переждать жару в своих пансионатах и съёмных квартирах от тридцати до ста гривен с человека в сутки. Лёша брезгливо поморщился, заметив, насколько грязным выглядит безлюдный пляж: граждане отдыхающие не утруждали себя уборкой в общественном месте, и песок устилали бумажки, липкие пакеты, крошки пахлавы, отходы семечек и бесчисленные батальоны пивных бутылок. За пять дней, проведённые здесь, они с Ирой ни разу не видели уборщиков. Все местные жители предпочитали торговлю, и заниматься грязной работой было некому. Единственными чистильщиками этого мусорника, выдаваемого за курорт, были чайки, в огромном количестве кружившие над побережьем. Так что утверждение жены всё же было не совсем верным: кричащие птицы мешали их одиночеству.