От этих приятных размышлений меня оторвал старый Моррисон, который разбранил меня тет-а-тет за то, что он определил как «безбожную трату времени на увивание за безмозглой пустышкой». Это означало, что я должен был потратить целый день, ловя каждое слово, готовое сорваться с губ Бентинка, Д’Израэли и Локка, которые были поглощены политическими комбинациями. Я успокоил его обещанием, что присоединюсь к ним после обеда, что и сделал. Ну и скучное это было дело, доложу я вам! Помнится, их очень занимал ирландский вопрос, и они были озабочены приговором и перевозкой одного из мятежников по имени Митчелл. Старый Моррисон был за то, чтобы его повесили, и впал в ярость, когда остальные решили выслать бунтовщика в Вест-Индию, причем путешествие должно было пройти не в цепях и не на хлебно-водяной диете. [IX*]
— Если бы этого чер…ва негодяя повезли на одном из моих судов, то из еды ему достались бы только древесные опилки и то немного! — проскрипел наш милый добрый папочка, и все присутствующие воскликнули «Да-да!» и согласились, что именно мягкое обращение с недовольными и способствует распространению антиправительственной агитации. Опасались, что пэдди [14] могут восстать в любой момент, и поговаривали, что Дублин будет осажден. Конечно же, все это была ерунда — ведь не бывает же настоящего бунта из-за гнилой картошки.
После этого разгорелись горячие дебаты насчет того, хочет ли рабочий класс реформ и какого-то Хьюма проклинали и называли мерзавцем, затем Д’Израэли рассуждал о сумасшедших идеях насчет того, чтобы лишать членства в Парламенте тех, кто не может расплатиться со своими долгами — без сомнения, тут были замешаны и его личные интересы, — а я сидел и слушал, смертельно скучая, пока Бентинк не предложил мне вернуться к леди.
Но и здесь было не слишком весело, поскольку миссис Локк читала вслух великий новый роман под названием «Джен Эйр». По выражению лиц Фанни и других юных мисс я понял, что они чувствовали бы себя гораздо бодрее, если бы им читали «Варни-вампира» или «Суини Тодда — демона-брадобрея». [Х*] В другом уголке старшее поколение разглядывало книжку с картинками — похоже, про германские церкви. Еще в одной группе женщины вышивали, шушукаясь между собой, а в прилегавшем к залу салоне какая-то истеричная сучка пела «Кто сойдет со мной в долину» под довольно-таки вялый аккомпанемент гувернантки за фортепиано. Еще парочка старых кляч играла в трик-трак, а Дюберли рассказывал каждому, кто только был готов его слушать, что он был бы рад служить в Индии, но его здоровье — вы ведь знаете? — не позволяет осуществить эту заветную мечту. Посмотрев на все это, я задал себе вопрос, долго ли смогу еще выдержать. Полагаю, именно Бентинк предложил сыграть в карты — Локк не был похож на человека, способного терпеть эти дьявольские выдумки под крышей своего дома. Но, видите ли, Бентинк был настоящим львом, и его никто не мог бы упрекнуть, а кроме того, в те дни еще сохранялись некоторые послабления, которых вы бы уже не застали позже, в шестидесятых-семидесятых. К началу игры я опоздал, так как меня задержала какая-то старая мегера — настоящий драгун в юбке, — которая горела желанием узнать, что я думаю об ее кузине Присцилле, которая прислала письмо в конверте, вместо того чтобы просто сложить и запечатать его воском, как в старые добрые времена. Я уже потерял надежду избавиться от нее, как вдруг появилась Фанни собственной персоной, брызжущая весельем, сыплющая милыми бессмыслицами, и настояла на том, чтобы я пошел с ней подсчитывать очки.
— Я совсем растерялась, — мило улыбнулась она, — а Генри — (это она про Дюберли) — клянется, что от расчетов у него болит голова. [XI*] Вы поможете мне, капитан Флэшмен, не так ли? Тетя Селина не будет против, правда, милая тетушка?
Я должен был бы послать Фанни ко всем ч…тям и вцепиться в тетю Селину, как матрос в обломки при кораблекрушении, но нам не дано знать наше будущее.
Подумайте только: если бы я тогда отклонил ее предложение, то сегодня бы уже заседал в Палате лордов — а один известный американец так никогда бы и не стал президентом. Знаете, даже сегодня, если бы только такой лакомый кусочек, вроде Фанни Локк, оказался передо мной, с таким же многообещающим взглядом, шелковыми волосами, и подставил бы мне свои пухлые губки и белые плечики — ох, побереги свои баки, старина Флэш! — вы могли бы оставить корону пэра себе, а я взял бы красотку под локоток и двинулся навстречу своей погибели, какой бы страшной она ни была.
Тетя Селина шмыгнула носом и сказала мисс Фанни, что той не следует ставить больше, чем на пару перчаток, «и не на твои французские, моя маленькая дурочка. Вообще, не представляю, куда катится мир или о чем себе думает Генри Дюберли, если разрешает тебе играть в карты. Без сомнения, он станет одним из тех мужей, которые разрешают своим женам танцевать вальс и пить портер в обществе. В мои дни такого не было. А, кстати, какие ставки?»
— О, очень маленькие, тетушка, — сказала Фанни, нетерпеливо дергая меня за рукав, — фартинг или конфетка. Лорд Джордж держит банк и все это так забавно!
— Сам лорд Джордж? — засобиралась тетя Селина, подхватывая свой ридикюль. — Тогда и я пойду — только присмотреть, чтобы ты не наделала слишком больших глупостей.
В салоне вокруг стола, за которым Бентинк вел партию в «двадцать одно», собралась довольно большая толпа и было очень весело. Он в совершенстве играл роль банкомета, называя ставки и ловко сдавая карты — ни дать, ни взять пижон на пикнике. Здесь были даже Локк и Моррисон, но они только наблюдали и чувствовали себя не слишком уверенно. Среди игроков была и миссис Абигайл Локк, а подлиза Брайант сидел рядом с ней и подсказывал. Д’Израэли играл со снисходительной миной, корча из себя великого человека, который (так уж и быть) снизошел до вульгарного занятия только потому, что это может развлечь низменные умы. С ними еще было с полдюжины старых и молодых гостей, которые деловито записывали свои выигрыши и проигрыши и с удовольствием смеялись над выдумками Бентинка.
Как только Фанни и тетя Селина заняли свои места, какой-то старик с седыми бакенбардами наклонился ко мне.
— Должен вас предупредить, — прошептал он, — что лорд Джон нас буквально выпотрошил — азарт, понимаете ли. — Он взвесил в руке несколько фишек: — Зеленые — по фартингу, голубые — полпенни, а желтые — имейте в виду — по целому пенни!
— А теперь для вас, сэр Майкл! — крикнул Бентинк, тасуя колоду. — Ну, леди, вы готовы? Тогда один за всех и все за счастливчика-победителя!
И он начал сдавать карты игрокам.
Как видите, это была глупая и абсолютно безобидная забава — просто, чтобы весело провести время, — и вместе с тем, самая роковая карточная игра в моей жизни. На первый взгляд вы бы никогда так не подумали — Бентинк мог развеселить любого. Один из игроков, унылого вида юнец лет четырнадцати, которому я бы в свое время с удовольствием дал хорошего пинка под зад, пожаловался, что проигрался дочиста, и Бентинк торжественно вручил ему два пенса. Фанни была само возбуждение; она держала карты так, чтобы я мог их видеть, и то и дело спрашивала, как ей ходить. Это давало мне возможность наклоняться и касаться ее обнаженного плеча, пока я шептал ей на ухо. Сидящая рядом с ней старая тетя Селина шевелила картами, как акула плавниками, — медленно и хищно. Она взяла четыре карты и остановилась на семнадцати очках. Бентинк внимательно наблюдал за ней, его симпатичное лицо было сосредоточенно, а большой палец лежал на следующей карте. Старуха взяла ее, это оказалась тройка. Таким образом, из пяти карт она набрала выигрышную комбинацию. Это вызвало аплодисменты. Бентинк засмеялся и крикнул: «Отличная работа, мадам!» и передал ей выигранные фишки.