— Так вот, тот самый человек перед вами, — отвечаю я.
— Не могу поверить, — вопит он. — Как, вы не слышали о Червонной Королеве? О Ла Белль Эспаньоль? О повелительнице, разве что не коронованной, Баварского королевства? Уважаемый сэр, да весь свет знает о донье Марии де… куда оно опять запропастилось? — он зашуршал бумагами — а, вот: донье Марии де Долорес де лос Монтес, графине Ландсфельд. Ну же, сэр, ну…
Поначалу это имя ничего мне не сказало, но потом меня осенило.
— Де лос Монтес? Не о Лоле Монтес, случаем, идет речь?
— О ком же еще, сэр? Близком друге — на самом деле, многие говорят более чем друге — короля Людвига. Да ведь газеты никогда не испытывают недостатка в сенсациях, связанных с ней, каких-нибудь свежих скандалах… — он продолжал трещать, идиотски ухмыляясь. Но я не слушал его. Голова у меня шла кругом. Лола Монтес, моя Розанна — графиня, некоронованная королева, любовница короля? И она пишет мне, предлагая значительную сумму. Ей-ей, мне требовалось больше информации.
— Простите меня, сэр, — говорю я, прерывая поток его излияний. — Меня смутил титул, поскольку мне никогда не приходилось о нем слышать. Когда я знавал Лолу Монтес, она была просто миссис Джеймс.
— Ах, дорогой мой, мой дорогой сэр, — говорит он, изменившись в лице. — Те дни остались далеко позади! Вообще-то наша фирма представляла интересы миссис Джеймс несколько лет тому назад, но мы никогда не вспоминаем об этом! О нет, ни в коем случае! Но графиня Ландсфельд — дело другое — эта дама имеет совсем другой коленкор, ха-ха!
— Когда она получила титул?
— Ну, несколько месяцев назад. Разве вы не…
— Я был за границей, — говорю я. — До этой недели я почти год не читал английских газет. Конечно, о выходках Лолы Монтес мне за минувшие три года доводилось слышать, но об этом — ни слова.
— Ну и как вам, а? — заявляет он, буквально излучая похабство. — Знаете ли, мой дорогой сэр, ваша подруга — ха-ха — весьма влиятельная леди, в самом деле! Все королевство у нее под каблуком, она назначает и смещает министров, командует политиками — и сеет раздор по всей Европе, поверьте моему слову! Ходят слухи — да, в одной газетенке даже появилась статья, где ее назвали современной Мессалиной, — он понизил голос и склонил свое сальное лицо поближе ко мне, — об ее охране из отборных молодых людей, представляете, сэр? Она путешествует по загранице с отрядом кирасир, скачущих за ее каретой, и травит собаками тех, кто посмеет оказаться у нее на пути — о, одного несчастного, не снявшего перед ней шляпу, сэр, едва не засекли до смерти! Правда-правда, сэр. И никто не решается сказать ей «нет». Король от нее без ума, придворные и министры перед ней трепещут, студенты ее боготворят. Да, сэр, она настоящая сенсация!
— Так, так, — говорю. — Малютка Джеймс, значит.
— Умоляю, сэр! — возопил он. — Не упоминайте это имя. Графиня Ландсфельд — вот ваша знакомая, да простите мне смелость напомнить вам об этом.
— Ну, хорошо, пусть так, — киваю я. — Скажете, чего она от меня хочет?
— Мой дорогой сэр, — говорит он, ухмыляясь. — Дело весьма деликатное, понимаете? Ну кто я такой, чтобы говорить об этом вам? Ха-ха. Почему бы вам не отправиться в Баварию и не услышать все подробности «из ее собственных уст»?
Об этом я и сам себя спрашивал. Мне, конечно, не верилось: Лола — королева? Прямо в голове не укладывается. Но то, что Лола просит меня о помощи — это когда наша последняя встреча ознаменовалась обменом «любезностями» и метанием ночных горшков, не говоря уж о фуроре в театре, где она явно видела меня среди разоблачителей? Конечно, мне ли не знать о переменчивости женщин, но я сомневался, что она способна вспоминать обо мне хоть с тенью теплоты. И все-таки ее письмо дышало едва не раболепием, и уж если не слова, то дух его явно был продиктован ей. Возможно, она решила предать прошлое забвению — на свой лад Лола была благородным созданием, как и большинство шлюх. Но почему? Что она надеется получить от меня — ведь из моих способностей ей известны только мои альковные подвиги. Не собирается ли maitresse en titre [11] возвести меня в ранг своего любовника? В моем воображении, всегда крайне богатом по части амурных картин, уже представал величественный образ Флэши — Красы Гарема… Но нет. Хотя самомнением я обделен не был, мне не верилось, что в окружении всех этих юных жеребцов из дворцовой охраны она станет скучать по моим шикарным бакенбардам.
Но вот сидит адвокат, уполномоченный ею вручить мне в качестве аванса пятьсот фунтов на дорогу до Мюнхена — это в десять раз больше суммы, необходимой для такого путешествия. Все это было лишено всякого смысла — если только она не влюблена в меня. Но это чушь: я неплохо поразвлек ее с недельку, но не более того, уж это точно. Что же за услугу мог я ей оказать, да еще такую важную?
У меня чутье на риск: то недоброе предчувствие, которое охватило меня при первом прочтении письма, завладело мной опять. Будь у меня хоть капля здравого смысла, ей-богу, я порекомендовал бы этому сальному мистеру Крейгу убираться куда подальше и перевод с собой захватить. Но даже величайший трус не обращается в бегство, пока не увидит первых признаков опасности, а их не было и в помине, если не принимать в расчет инстинкт. Но ему я мог противопоставить заманчивую перспективу слинять от моих проклятых родственничков — о, боже! — и от ужаса сопровождать их в обществе, и получить изрядную сумму сейчас, а в последствие еще большую. И вдобавок удовлетворить свое любопытство. Если я отправлюсь в Баварию и дело покажется более скверным, чем представляется сейчас — всегда ведь можно сделать ноги. А мысль о новой встрече с Лолой — «знойной» и «дружелюбной» Лолой — распаляла самые потайные мои желания: если судить по рассказам Крейга, будь они хоть наполовину правда, жизнь при дворе доброго короля Людвига [12] была развеселая. Мне уже мерещились дворцовые оргии в древнеримском стиле: старина Флэши возлежит словно султан, Лола склоняется над ним, рабы подносят чаши с растворенным в вине жемчугом, а чернокожие евнухи стоят наготове, вооруженные огромными позолоченными расческами. И пока трезвый рассудок нашептывал мне, что где-то здесь кроется западня, я до поры не мог разглядеть никаких признаков этой ловушки. Поживем — увидим.
— Мистер Крейг, — говорю я, — где можно обналичить мой перевод?
Слинять из Лондона не доставило особых проблем. Элспет немного подулась, но когда я дал ей глянуть — очень бегло — на подпись Лауэнграма и конверт письма, подкрепив это выражениями типа «особое военное подразделение в Баварии» и «заграничная дворцовая служба», она совершенно оттаяла. Идея, что я буду вращаться в высших сферах, льстила ее незамутненному знанием уму; она чувствовала неосознанную гордость от того, что окажется сопричастна этому.
Моррисонам все это, разумеется, не понравилось, и старый скряга начал плести про безбожных бродяг, уподобив меня Картафилу, [13] который, надо думать, оставил по штанам и рубашке в каждом городе Древнего мира. По его словам, в меня вселился демон, не дающий покоя, и он проклинает тот день, когда согласился выдать свою любимую дочь за беспутного проходимца, не имеющего даже тени понятия о супружеском долге.