XLV*. Битва при Бетве (1 апреля 1858 года) является незаслуженно забытым и при том — ярким примером блестящего тактического мастерства и хладнокровия Роуза. Захваченный врасплох на неудобной позиции, он развернулся от стен Джханси и атаковал свежие силы мятежников, подходящие к городу, которые десятикратно превосходили его. Роуз лично возглавил атаку своей кавалерии, в результате чего армия Тантии была отброшена, потеряв 1500 человек убитыми и 28 пушек. (См.: Фортескью «История Британской армии», том XIII).
XLVI*. Это случилось примерно в двадцати милях от Джханси, сразу после бегства рани, когда с беглецами столкнулся отряд британской кавалерии под командованием лейтенанта Доукера. В соответствии с бытующим мнением (которое теперь подтверждено еще и Флэшменом) всадником из числа мятежников, ранившим Доукера, была сама рани. В то же время Флэшмен, очевидно, ошибается, когда пишет, что рани покинула Джханси через ворота Орча; другие эксперты указывают на ворота Бандхари, отмечая при этом, что рани взяла с собой в седло и ребенка, маленького Дамодара.
XLVII*. Существуют различные версии смерти Лакшмибай, но вариант Флэшмена в общем соответствует основной из них, которая состоит в том, что принцесса была убита в стычке при Кота-ки-серай, неподалеку от Гвалиора, в которой Восьмой гусарский полк атаковал лагерь мятежников у Пхул-бага. Ее видели в гуще схватки, где она рубилась, зажав поводья в зубах и была ранена, вероятно, пулей из карабина. Рани пошатнулась в седле, скрестила клинки с каким-то солдатом и была зарублена. В соответствии с традицией, на ней было надето бесценное ожерелье Сциндии, которое она, умирая, отдала слуге. Позднее на поле битвы был найден ее шатер, в котором были зеркало в полный рост, книги, картины и ее качели.
XLVIII*. Капитан Клемент Хинейдж (Clement Heneage) [189] принимал участие в знаменитой атаке Легкой бригады под Балаклавой, а позже командовал Восьмым гусарским полком в битве 17 июня 1858 года, в которой была убита рани Джханси. Ошибка Флэшмена вполне объяснима тем, что он никогда не видел этого имени в письменном виде.
XLIX*. Несмотря на прискорбное в целом отношение Флэшмена к женщинам, к некоторым из них он явно чувствовал искреннюю привязанность, даже уважение, в том числе к Лоле Монтес и рани Джханси. Лакшмибай, судя по всему, просто очаровала его, однако то, насколько далеко она зашла, отвечая на его чувства, остается вопросом спорным. Сам Флэшмен перевернулся бы в гробу, услышав подобное предположение, однако представляется в высшей степени сомнительным, что она провела ночь с ним в павильоне неподалеку от Джханси. Примечательно, что за все время этой встречи Флэшмен так и не видел четко ее лица, а его описание свидания дает все основания предположить, что леди, которая провела с ним ночь, была скорее профессиональной танцовщицей или куртизанкой, нежели самой рани. Печальной правдой является то, что в обстановке, созданной мятежом, Лакшмибай приписывали все возможные пороки (применяя целый ряд прилагательных — от «пылкая» до «распущенная»), однако не сохранилось свидетельств, что ее личная жизнь и поведение не были абсолютно безупречными.
Это отнюдь не значит, что она не использовала силу своей женственности (так же, как и любое другое оружие) для достижения политических целей; именно в этом и может быть найдено логическое объяснение случаю в павильоне. Основываясь на рассказе Флэшмена, можно предположить, что уже в то время рани была тесно связана с мятежниками, а также с провокаторами вроде Игнатьева. Возможно даже, что по их совету или по собственной инициативе она решила уничтожить Флэшмена как потенциально опасного британского агента. Установить с ним связь, заманить в павильон и натравить на него профессиональных убийц было просто; то что нечто подобное действительно имело место, подтверждается признаниями, которые Ильдерим вырвал у захваченного туга. Что касается страсти к Флэшмену, которую рани продемонстрировала при его последнем визите в Джханси, то она могла быть полностью (а не частично, как он самодовольно предполагал) разыграна ею, чтобы вытащить из него всю информацию, до последней крупинки. Хотя возможно, что она все же не была абсолютно безразлична к нему; по крайней мере, Флэшмен так думал, а уж он-то имел опыт в этом деле.