— Таких людей, как вы, становится все меньше и меньше, — заметил Дронго. — А что вы думаете об Арсении Викторовиче? Он тоже из бывших «малиновых пиджаков»?
— Нет, конечно, — удивился или испугался Сарычев. Он опасливо покосился на Дронго: — Нет, нет. Вы знаете, все наши богатые люди делятся на две категории. Бывшие проходимцы, нажившиеся на спекуляциях с валютой или торговле компьютерами в самом начале своего пути. И люди, которые могли считать себя состоявшимися и в прежней жизни, — нефтяники, газовики, ученые, дипломаты. В общем, скажи мне, кем ты был, и я скажу, кто ты есть. Я не верю в честную возможность мгновенного обогащения, господин Дронго. И вы, наверное, не верите. Все наши миллионеры либо прибрали к рукам государственную собственность, либо умело воспользовались ситуацией.
— Мурашенков относится к первой или второй группе? — не унимался Дронго.
— К обоим, — чуть замешкавшись, ответил Сарычев, — но он сумел состояться и в прежней жизни. Поэтому его я уважаю больше остальных.
Игроки, по очереди выполнившие свои удары, прошли дальше. Теперь до здания отеля оставалось совсем немного.
И в этот момент раздался громкий крик. Все обернулись, не понимая, что происходит. Кричал Мануэль Сильва. Он увидел, что на холм прямо перед отелем вышли двое детей. Дронго узнал их. Это были девочка и мальчик из швейцарской семьи, приехавшей сюда вчера вечером. Дети гуляли, весело дурачась и болтая между собой. Они и не заметили, как подошли к лужайке, окружавшей песчаную яму, рядом с которой находилось несколько приземлившихся мячей игроков.
— Прочь! Уйдите оттуда! — кричал разгневанный Мануэль Сильва. — Вы мешаете играть. Там наши мячи. Уходите немедленно!
— Уходите, — следом за ним подал голос Карнейро, — не стойте на поле!
Растерявшиеся дети, не понимая, почему на них кричат, замерли на месте, испуганно прижавшись друг к другу. Мальчик обиженно озирался по сторонам, а девочка хмурилась, неотрывно глядя на приближающихся игроков. Она уже была готова расплакаться, когда прибежавший из отеля отец отвел детей в сторону от площадки для гольфа. Такой важной игры для взрослых!
Все наконец успокоились.
— Завершающая стадия игры, — пояснил Сарычев, — осталась последняя лунка, а для кого-то и последний удар. Мануэль Сильва наверняка победит.
Рядом с песчаной ямой лежали сразу три мяча. Первым к своему подошел Джеймс Фармер. Он очень внимательно выбирал клюшку, чтобы нанести удар. Здесь нужно было так рассчитать силу удара, чтобы постараться попасть как можно ближе к лунке. Фармер, снова отвернувшись от солнца, встал к мячу, затем, не меняя выражения лица, посмотрел на остальных игроков и пробил. Мяч упал в нескольких метрах от лунки. Стало ясно, что Фармер сумеет занять второе место, если его не опередит Мурашенков точным попаданием сразу в лунку.
Арсений Викторович вышел вторым. Он посмотрел в сторону лунки. Это была последняя, восемнадцатая лунка. Надежды на преодоление препятствия в виде песчаной ямы и на точный удар у него были, но Мурашенков не захотел рисковать. Если он не попадет в лунку, то мяч скатится в яму, и тогда ему придется потратить несколько ударов, чтобы вытащить его оттуда.
Мурашенков вздохнул и несильно пробил. Мяч приземлился довольно далеко от лунки, но попал на траву, — к облегчению для Сарычева, переживавшего за земляка. Все же теперь и у Мурашенкова оставался шанс, если при очередном ударе Фармер промахнется.
Наконец к мячу подошел Мануэль Сильва. Он долго и придирчиво выбирал клюшку. Зрители и игроки с нетерпением ждали, когда же он пробьет. Никто не сомневался в победе владельца отеля. Он был намного впереди, и даже два неточных удара не могли остановить его на пути к первому месту.
Сильва посмотрел на солнце, стоявшее уже прямо над головой, взглянул в сторону отеля. Можно было несильно пробить, чтобы мяч ушел за песчаную яму, и затем двумя ударами загнать мяч в лунку. Но Мануэль Сильва долго прицеливался. Слишком долго.
— Он решил всех разгромить, — расценил его приготовления Сарычев, — показать нам, какой он классный игрок. Он же чемпион мира среди любителей. Если Сильва попадет точно в лунку, то такой удар войдет в историю отеля. Сумеет ли он так пробить? Рискнет ли? Он ведь настолько оторвался от остальных, что может себе позволить рискнуть.
Мануэль Сильва взял клюшку для дальнего удара. Он еще раз посмотрел в сторону лунки, в сторону кустарника, росшего за полем, в сторону здания отеля. Наклонился, очевидно, для того, чтобы посмотреть на мяч. И, широко размахнувшись, нанес удар. Мяч поднялся высоко в воздух и блеснул. Все смотрели, не веря своим глазам. Мяч падал долго, несколько секунд. Наконец упал рядом с лункой, на мгновение замер и затем медленно тронулся с места. Катился секунду, вторую, третью… И мягко шлепнулся в лунку.
Все взревели от восторга. Сильва победил. Такой удар под силу только профессионалу!
— Он победил! — сказал с восхищением Сарычев. — Ну а вторым наверняка станет Фармер. Если бы Арсений Викторович играл не с такими сильными соперниками, у него, возможно, был бы шанс…
Игра закончилась, все неспешно двинулись по направлению к отелю. Мануэль Сильва принимал поздравления. Фармер сухо поздравил победителя, ограничившись всего несколькими словами.
Дронго шел следом за ними и, глядя в затылок американцу, все время спрашивал себя, что должен сейчас чувствовать человек, потерявший вчера жену. «Возможно, его хладнокровие всего лишь маска, — думал Дронго. — Или все дело в его набожности? Если Джеймс Фармер — верующий человек, то он может надеяться на встречу со своей супругой — там, в другом мире…»
Как легко жить, если веришь в загробную жизнь! В дальнейшее существование — хороших людей — в раю, плохих — в аду, в то, что все наши поступки будут оценены по справедливости и каждому воздастся по заслугам его. Рядом с верой всегда остается надежда. Надежда увидеться в потустороннем мире с теми, кого потерял много лет назад. И тогда смерть даже самых близких людей не кажется непоправимой трагедией.
Как хочется поверить в такое существование! Ведь по воле Бога или высшего вселенского Разума все мы — лишь ничтожные существа, наделенные искрой сознания, и земная наша жизнь — такой краткий миг, что об этом даже страшно подумать.
И если человек искренне верит в Бога, он должен верить и в жизнь после смерти, в вечное существование своей души. Хотя, наверное, Вечность тоже нечто настолько страшное и невозможное, что мы даже не можем это себе представить.
«А я — верующий человек? — вдруг спросил себя Дронго. — Ведь с точки зрения Вечности наши поступки часто лишены всякого смысла. Если каждый из нас действует по предназначению свыше, — значит, убийца убивает не потому, что хочет убить из корыстных или других побуждений, а потому, что все заранее предопределено? Но в таком случае, зачем его искать? Зачем тратить время, силы, эмоции на поступок, не зависящий от человеческого сознания? Или мои поиски тоже предопределены? И тогда возмездие убийце есть божественное провидение, заложенное в меня самого?