— Если бы я знала, что он там, я бы не…
— Не устроила сцену? Это было впечатляюще, поверь мне. Защищать своих близких похвально, но одна вещь не дает мне покоя…
— Только одна? Тебе повезло, — сухо ответила Софи. — Мне не дают покоя гораздо больше вещей.
— Это потому, что ты себе противоречишь. Вещи встают на свои места, когда ты перестаешь им сопротивляться.
Интересно, и чему это Филипп сопротивлялся?
— Я не противоречу себе.
— Почему ты вымещала на мне свой гнев?
— Я не делала этого.
— Но ты сказала, что не знала, что Люк был там…
— Розалин заставила меня пообещать не говорить ему о беременности.
— Так ты решила, что скажешь это мне и мое публичное оскорбление послужит тебе наградой?
— Да, именно так, и ты заслужил этого после того, как обошелся со мной… — Софи остановилась, почувствовав, что слезы начинают душить ее.
Она не хотела, чтобы Филипп понял, что причинил ей боль. Ей просто нужно было, чтобы он увидел, что она больше в нем не нуждается. Это было бы легко, если бы она не поняла вдруг, что любит его.
— Люк рассказал мне, кто были те люди за столом. — Она мечтала о мести, но не такой ценой. — Я сожалею, если навредила твоему бизнесу.
К ее удивлению, Филипп в ответ равнодушно пожал плечами.
— Та ситуация поправима, так что давай лучше поговорим об этой.
— Теперь Розалин и Люк вместе.
— Я не собираюсь сейчас думать о них. — Филипп устало запустил пальцы в волосы, откидывая их со лба. — Разве мне не позволительно хоть иногда поразмышлять о том, чего я сам хочу от жизни?
— От жизни, в которой мне нет никакого места, как ты ясно дал понять. Так зачем же ты говоришь об этом со мной?
— Тебя не удивило, как долго вам с Люком пришлось ждать меня в номере? — Софи молча покачала головой, наблюдая, как он поднимается с дивана. — Ты не хочешь спросить меня почему?
— Даже не собираюсь. — Ну зачем он мучает ее?
— Мне только что звонила Мануэла.
— Ну и что с того?
— Она не могла больше чувствовать себя виноватой. Ей нужно было облегчить свою душу признанием.
— Лично мне ты не кажешься подходящим на роль исповедника.
— Ты уехала из Испании, потому что нужна была твоей сестре, да, Софи?
— Ты сам это прекрасно знаешь! — выкрикнула она.
— На самом деле я узнал об этом только сейчас. Когда я вернулся домой, тебя там уже не было. Мануэла сказала мне, что тебе все надоело, ты устала и решила уехать, но будешь иногда звонить.
Кровь отхлынула от лица Софи, и она медленно опустилась на край дивана.
— Я же просила ее… — Она прижала руку ко рту в попытке сдержать подступающие к горлу рыдания.
— Сообщить мне, что уехать тебя вынуждают семейные неприятности. Полагаю, — произнес Филипп, — подразумевалась беременность твоей сестры.
— Я не знала этого тогда, — смущенно объяснила Софи. — Розалин сказала мне правду, только когда я вернулась домой.
— А что еще хуже, — продолжил Филипп, не слушая ее, — ты очень понравилась Мишель, она только о тебе и говорит. И я сходил с ума от мысли, что ты заставила мою дочь полюбить тебя, а потом бросила… просто потому, что тебе стало скучно.
Софи, не двигаясь, смотрела, как он нервно стягивает с шеи галстук и отшвыривает его в сторону. Она не верила своим ушам…
— Только не говори, что влюблен в меня, — прошептала она.
— Есть одна вещь, которую ты должна знать обо мне, любимая. Я ужасно раздражаюсь, когда мне возражают, считаю, что всегда прав… хотя в данном случае я действительно прав. Если бы я не любил тебя, моя дорогая, сладкая, восхитительная Софи, зачем бы мне лететь домой вот с этим? И зачем бы брать это с собой в Париж, когда, кажется, между нами все кончено?
На глазах у пораженной женщины он достал из кармана пиджака бархатную коробочку и положил перед ней на диван.
— Она не кусается — посмотри, — мягко предложил Филипп. Видя, что Софи колеблется, он продолжил: — Я думал, что моя жизнь в порядке, даже лучше чем просто в порядке, но это оказалось не так. Встреча с тобой заставила меня увидеть это. В моей жизни нужно что-то менять. Может, у тебя есть какие-нибудь идеи?
Софи взяла коробочку и открыла ее. Великолепный круглый бриллиант смотрелся неправдоподобно ярко на фоне черного бархата.
— О, Филипп, как красиво, — прошептала она.
Он достал кольцо и надел ей на палец. Оно подошло идеально.
— Так как насчет перемен в моей жизни? — В его взгляде светилась такая нежность, что глаза Софи наполнились слезами.
— Что ты имеешь в виду?
— Это.
Филипп обнял ее, и молодая женщина почувствовала, как он дрожит. Его теплый ласковый рот прикоснулся к ее губам. Пальцы бережно погладили по щеке. Софи со страстью откликнулась на поцелуй.
— Я люблю тебя… О Господи, Филипп!.. — внезапно выдохнула она.
— Что случилось, любимая?
— Есть кое-что, чего ты не знаешь…
— Не имеет значения, — сказал он, ласково целуя ее в шею.
— Подожди, — попросила Софи. — Это важно.
Филипп замер, не поднимая головы.
— Ты любишь меня?
— Бог мой, да!
— Тогда все остальное неважно, — спокойно сказал он, возобновляя свои ласки с того места, где остановился.
— Я ценю твое доверие, но… — Если я не сообщу ему сейчас, то другой возможности может и не представиться, подумала Софи. Он должен знать — вдруг это способно навредить ему?
— Тот журналист…
— Фабьен Вебер?
— Ты знаешь, что он был там, в ресторане?
С терпеливым вздохом Филипп отстранился от Софи.
— Я видел его.
— Это очень повредит твоим деловым интересам, если он напишет о тебе?
— Конечно, чем меньше твое имя мелькает в колонках светских сплетен, тем лучше. Но когда этого невозможно избежать…
— Как сейчас?
— Как сейчас, — согласился Филипп, — то нужно подсказать сплетникам, что следует писать, но только так, чтобы те не поняли, что им подсказывают.
Софи не скрыла восхищенного блеска в глазах, слушая его сдержанное объяснение.
— Ты именно это и сделал?
— Да. Ты бы позвонила своей сестре и родителям до завтрашнего утра… чтобы они узнали о нашей свадьбе от тебя, а не из газет.
— Ты сказал ему, что мы собираемся пожениться! — выдохнула она. — Как ты мог? Ты даже не… А что бы ты делал, если бы я сказала «нет»?