Его преподаватель теории экокатастроф в университете Сан-Исидро — человек, которого слушали с пиететом, хотя заглазно и называли его Умберто Д., — первым открыл Пако глаза на злосчастье, постигшее страны третьего мира в силу неизбежной природы вещей.
— Не позволяйте Америке и России одурачить вас, — громогласно вещал Умберто Д. со своей кафедры в главной аудитории университета Сан-Исидро. — Их идеологические баталии — лишь маскировка. Она скрывает то, ради чего идет истинное сражение, а именно кто получит деньги и как не дать их больше никому. Это игра в покер, друзья мои, и малые нации будут разорены. В Гарварде это называют экономической теорией покерного стола. Третий мир останется без гроша, а банк сорвет компания «Юнайтед Фрут» и ей подобные. Лучшее, на что мы можем надеяться, — это что какая-нибудь разлюбезная международная компания построит тут место сборищ и трудоустроит наш народ в роли официантов. Тенденция неизбежная, если только мы сами не направим ее в противоположную сторону. — Тут он воздевал свою скрюченную руку и горестно усмехался. — И эта задача — дать Сан-Исидро шанс — лежит на вас, молодежи нации.
Денег не хватает вечно. Но образование имеет наивысший приоритет. Плановики в Финансерии рассчитали, что начиная с базиса в пару сотен миллионов долларов можно превратить университет Сан-Исидро в первоклассное учебное заведение, а уж дальше все пойдет само собой. Поскольку население Сан-Исидро невелико, это позволит каждому взрослому жителю острова на три года, оплачиваемых правительством, уйти от прочих дел и за означенное время постичь основы современной истории, науки, литературы, искусства, геополитики, математики, древних языков и так далее.
— В будущем, — говорил профессор, — проблема выбора упростится. Либо вы конструируете микросхемы, либо вы их собираете. Если не хватает мозгов, придется работать руками.
Как же Сан-Исидро набраться мозгов? Благодаря учебе. А как заплатить за учебу?
Как сказал бы национальный герой американского народа Клинт Иствуд, Любым Доступным Способом.
Одна из магистралей национального роста наметилась весьма быстро. Сан-Исидро удобно расположен для торговли наркотиками. Это небольшой остров в Карибском море, в 170 милях от Барранкильи. Здесь есть крупный аэропорт, не простаивающий благодаря тому, что служит большим перевалочным пунктом при низких тарифах. Еще один источник дохода не повредит, а сейчас самое подходящее время. Петля шмонов вокруг колумбийских поставок все затягивается. Из Медельина прилетали кое-какие важные люди, чтобы потолковать с президентом, доктором Сачс-Альваресом. В результате доктор Сачс предложил десятипроцентную скидку на оптовые поставки, и ему было позволено ввести на рынок собственный товар — Бледный Шарах Сан-Исидро, на который возлагаются немалые надежды. Если все пойдет как надо, скоро он будет пользоваться высоким спросом у разборчивых потребителей наркотиков.
Нелегкой ценой далось решение встать на путь международных преступлений Сачсу — лютеранскому проповеднику, начавшему биографию в Штокхаузене, где он работал портовым грузчиком, а на Сан-Исидро попал почти тридцать лет назад по маршруту, включавшему долгое пребывание в Шанхае и еще более долгое — в Американском Самоа. В конце концов Сачс поддался искушению улучшить положение своего бедного, полуголодного, истерзанного пеллагрой [88] народа, спорящего с населением Гаити за последнюю строчку в списке беднейших народов мира.
Сан-Исидро гол как сокол. Остров лишился своих деревьев три века назад, а его бедная полезными ископаемыми земля используется и для сельского хозяйства, и для горных работ. Рыба в его водах выловлена подчистую. Никто не хочет строить полупроводниковый завод в его убогих пригородах. Пару лет назад Всемирный банк ссудил острову миллионов двадцать в качестве рождественского подарка, но теперь у него есть другие, более многообещающие кандидаты. Да и потом, все деньги без остатка ушли на вакцину для борьбы с инфекцией, принесенной инспекторами ООН, — так называемой «норвежской бело-голубой лихорадкой», болезнью, из-за которой зараженный умирает, что-то лепеча о фьордах. К тому времени, когда с ней было покончено, санисидрийцы вновь сидели у разбитого корыта. Что же тут оставалось, кроме преступной дорожки? Счастье еще, что у страны есть хоть такая возможность, пусть даже предосудительная.
Президент Сачс поручил решение проблемы своей правой руке и представителю при ООН — Оливеру Сантосу-и-Манчеге. Сантос доставил первую, самую важную партию — первый образчик Снежной Чумы, Белого Лепетуна, Сан-Исидрийской Хихикающей Пыльцы, Бледного Шараха. Доставить его в страну было проще простого. Этот этап достаточно безопасен. Даже если власти что-то и подозревают, дипломатический багаж они вскрыть не могут, иначе растеряют всех своих друзей. А вот последующие этапы будут потруднее. Потому что продажа сан-исидрийского кокаина отнюдь не сводится к поискам рынка сбыта. Надо помнить о международном картеле, а он куда опаснее федералов. И хотя президент заручился поддержкой картеля Медельина, парни из Кали придерживаются иного мнения. И все же Сачс считает, что все наладится.
— Помните две вещи, — сказал Сачс Сантосу перед его уходом.
— Какие же?
— Не позволяйте федералам заграбастать вас. И не позволяйте себя обобрать.
К несчастью, времени подмазать полицию и Агентство по Борьбе с Наркобизнесом в Нью-Йорке не было. Сантоса это огорчало, но тут уж ничего не поделаешь; договоренности существуют для давних игроков, а новички должны пытать судьбу. Ситуация щепетильная. Сантос понимал, что нью-йоркская полиция любит коррупцию, но любит и скрупулезную эффективность. Заранее не угадаешь, на что именно из двух напорешься.
А Нью-Йорк — город контрастов, и это, разумеется, только усугубляет дело.
Сам Нью-Йорк — лишь перевалочный пункт. А новая зона распространения наркотиков находится в Европе.
Так что Сантос передал пробный мешочек Пако, верному семейному вассалу. Следующий этап за Пако.
Пако думал обо всем этом, как думал бы любой другой на его месте, шагая по Бродвею с парой килограммов товара в брезентовом мешочке, прижатом к смуглому животу с черной полоской волос посередке, и не обращал особого внимания на происходящее, поскольку окружавший его Нью-Йорк взялся за свое: обычные городские сценки, обычная мелочная возня. Во всяком случае, с виду.
Но минуту спустя Пако пришлось изменить свое мнение. Периферийным зрением, простирающимся гораздо дальше, чем у заурядного цивилизованного человека, его широко расставленные глаза уловили полунамеки, которые он и не думал высматривать. Внимание его привлекло движение, едва уловимо выпавшее из общего ритма, на самом краю поля зрения. Пако пошел в сторону центра, потом свернул на Сорок седьмую улицу, при повороте бросив взгляд в витрину, и увидел тусклое отражение двух мужчин. Буквально излучаемая ими подозрительность и напряженная бдительность недвижных, как у рептилий, близко посаженных глаз — все заявляло о том, что они преследуют Пако.