— По-онял, — протянул Гарри. — И что нужно разузнать про того мужика?
— Хотелось бы выяснить, чем таким он тут занимался, за что его могли грохнуть в Париже. С ним должен был встретиться человек по имени Этьен Варгас, который живет на острове. И еще такое дело: за несколько минут до того, как Стенли убили, он пил с каким-то мужиком. Не Варгасом. Мужик ушел. А буквально через несколько секунд Стенли сделали.
— А что тебе известно про того мужика, с которым он пил?
— Почти ничего. Средних лет, смуглый либо загорелый. Носит кольцо с большим камнем, похожим на изумруд. Они говорили по-испански и по-английски, рассматривали испанскую дорожную карту, возможно, карту Ибицы. А еще человеку, который нам это сообщил, показалось, что в имени того мужика есть испанское двойное «р».
— Замечательно, — сказал Гарри. — По этим приметам найти человека ничего не стоит. Ладно, попробуем. Сколько у нас на Ибице смуглых испаноговорящих людей? Всего около миллиона?
— Я и сам знаю, что это немного. Но попробовать можно. А еще такое дело. Мне надо поговорить с Кейт насчет кой-каких стеклянных бутылочек.
Гарри посмотрел на Хоба с подозрением.
— Кейт? Это ведь твоя бывшая жена?
Хоб кивнул.
— Хоб, ты говорил, что с этой дамой у тебя все кончено.
— Да, конечно. Но мне надо узнать у нее одну вещь.
— Какую?
— Это связано с убийством Стенли. Ты когда-нибудь слышал о наркотике, который называется «сома»?
Гарри подумал, потом покачал головой.
— Он новый, — сказал Хоб. — Дело международного масштаба. Возможно, очень серьезное.
— А Стенли Бауэр тут при чем?
— Слушай, я тебе все объясню сегодня вечером за обедом. Где Мария?
— На Майорку уехала. Какое-то семейное торжество. Хоб, объясни сейчас. В чем дело?
— На трупе Стенли нашли маленькую зеленую бутылочку.
— Ну и что? Тебе-то что до этого?
— Французская полиция этой бутылочкой очень заинтересовалась. Могут появиться и другие такие же. Они хотят знать, кому принадлежит бутылочка и где ее взял Стенли.
— Да, конечно. И все-таки…
— Гарри, в этой бутылочке была та самая «сома». А я почти уверен, что бутылочка — моя.
Гарри Хэмм прищурился.
— Твоя? Какого черта?.. Ты уверен?
— Думаю, да. У меня их была целая куча. Они очень приметные. Я привез сотни три таких из Индии вместе с сари в те времена, когда снабжал хиппи.
— И что ты в них наливал?
— Духи. Дешевые жасминовые благовония из Кашмира. Хорошо шли. Но эти бутылочки очень подходят и для гашиша.
— Хоб, Христа ради…
— Не дури, Гарри. Это было сто лет назад. Я уже давным-давно завязал. А про эти бутылочки и вовсе забыл. Но в свое время они были моей торговой маркой. Мне надо выяснить, кто их использует. Пока полиция не вышла на меня.
— А где ты их видел в последний раз?
— Они валялись в сарае у меня на фазенде.
— На которой, Хоб?
— На К'ан Доро, той, которой сейчас владеет Кейт.
— Да, пожалуй, лучше обсудить это с ней.
Фазенда Кейт была в Санта-Гертрудис. Покинув Гарри, Хоб спустился с гор на шоссе, а потом через долину Морна — на главную магистраль. Проехав через Санта-Эюлалиа, он свернул к Ибице, затем повернул направо, на дорогу, ведущую к Сан-Антонио-Абад, а спустя милю, повернул к маленькой вилле в стороне от дороги.
Во дворе стояли две машины: одна — старенький голубой «Ситроен» Кейт, другая — довольно новый микроавтобус «Форд» американского производства. Хоб поставил свою машину рядом. У него уже начало сосать под ложечкой.
Не успел он захлопнуть дверцу, как Кейт уже выбежала из дома во двор.
— Хоб! Вот здорово!
Она выглядела по-прежнему хорошо. Точнее, она еще больше похорошела с тех пор, как Хоб видел ее в прошлый раз. Яркий сарафан, обнажающий плечи, белокурые волосы — темно-золотые, а ближе к концам почти белые, пушистые и развевающиеся на ветру…
Хоб затаил дыхание. Потом перевел дух. Спокойно, парень! Она ведь всегда сводила тебя с ума.
— Привет, Кейт. Я тут проезжал мимо и решил заскочить, посмотреть, как ты.
Кейт была женщиной среднего роста, лет тридцати с небольшим, с улыбкой, как солнечный луч. Теперь она чуточку располнела, но все равно была хороша. Ее странный аромат надолго задерживался в памяти — один из этих темных мускусных запахов, невероятных и неотразимых. Живое воплощение солнечного света — так он называл ее когда-то.
— Ну что ж ты стоишь, заходи!
Она повела его в дом — маленькое современное бунгало. На крылечко вышел мужчина — высокий, поджарый, мускулистый, с маленькими усиками, изящные небольшие ноги в кроссовках, шикарный белый костюм, на порочном смуглом лице — скучающее выражение.
— Хоб, это Антонио Морено. Не знаю, знакомы ли вы? Сеньор Морено — художник, приехал из Мадрида. Довольно известный. Я знаю, ты почти не следишь за событиями в мире искусства, но, может, ты все же слышал о его настенной росписи с убитыми лошадьми в галерее Монтьюич? Она наделала много шуму. Сеньор Морено согласился показать мне кое-какие свои произведения. Я сейчас работаю агентом галереи «Мадрас» в Ла-Пене. Мы надеемся, что сеньор Морено разрешит нам выставить некоторые из его работ. Сеньор Морено, это Хоб Дракониан, мой бывший муж.
— Здрасте, — зло буркнул Хоб.
— Encantado! [118] — насмешливо пропел Морено.
— Мне на самом деле нужно поговорить с Хобом, сеньор Морено, — объяснила Кейт. — Может, вы пока съездите в отель за теми холстами, которые обещали мне показать, и вернетесь где-нибудь через полчасика?
— Да, конечно, — кисло ответил Морено. И уехал в своем американском «Форде».
Кейт провела Хоба на уютную заднюю веранду и налила ему и себе холодного чаю.
— Дети в Швейцарии с Дереком. Они ужасно огорчатся, когда узнают, что ты заезжал без них. Что-то у тебя вид такой усталый?
— Отсутствие преуспевания утомляет, — объяснил Хоб. Про Дерека он расспрашивать не стал. И мужественно удержался от вопросов о том, есть ли между ними с Морено что-то, кроме убитых лошадей. Все равно ведь не скажет…
— Что, агентство в застое?
— Да нет, дела идут, только денег нет.
— Ну, может, все еще наладится, — сказала Кейт.
Хоб кивнул, глядя в сторону. Этот Морено испоганил ему целый день, если не целый месяц. Хоб терпеть не мог видеть рядом с Кейт других мужчин, даже Дерека, с которым она жила уже почти пять лет. Глупо, конечно, надеяться, что у них с Кейт еще что-то может получиться. Пора делать свое дело да возвращаться в Париж. К Мариэль. Тьфу! «Пора менять свою жизнь», как сказал Рильке.