— Я собираюсь захватить вещи и сразу же и поехать домой. И я не хочу больше тебя видеть! С того самого момента, как ты появился в Пайнвуде, ты только и делаешь, что сеешь несчастья и портишь жизнь всем! И запомни: абсолютно исключено, что я когда-нибудь захочу взвалить на плечи моего ребенка такую ношу, как ты в качестве его отца!
Ты уверена, что все будет в порядке, Грейс?
Она свирепо уставилась на Кена, который распахнул перед ней дверцу своей машины. Для ее самолюбия было в высшей степени нестерпимо принять его предложение отвезти ее домой.
— Мне, безусловно, будет намного лучше здесь, в собственном доме, чем прошлой ночью в твоем, тебе не кажется? — подчеркнуто спросила она у Кена. Он настоял на том, чтобы отнести ее сумку к двери и убедиться, что Грейс благополучно вошла в дом.
Ничего не ответив, он повернулся и пошел к машине. Поддавшись бессмысленному искушению посмотреть вслед уезжающему Кену, Грейс почувствовала головокружительный страх за свое будущее и злость на себя.
Отъезжая от коттеджа Грейс, Кен неожиданно обнаружил, что в буквальном смысле скрежещет зубами. Меньше всего сейчас он был способен сидеть за столом переговоров. Единственное, чего он хотел, — это обнять Грейс Митчел и в недвусмысленных выражениях сказать, что он чувствует по отношению к ней и чем может стать его жизнь без нее…
А как же мои недавние высокопарные обещания не использовать никакого эмоционального шантажа? — мрачно напомнил себе Кен. Но ему причинила огромную боль одна из последних фраз Грейс. О том, что она не хочет, чтобы он был отцом ее ребенка. Тогда он едва не сказал ей, что, если бы ее тело могло говорить, оно поведало бы совсем другую историю. Потому что ее тело еще как хотело его!
В его ушах отдалось эхо собственного голоса, и Кен вдруг с ужасом понял, что говорит сам с собой! Ничего удивительного. Разве любовь не называют одной из форм сумасшествия!
Гораздо более измученная случившимся, чем хотела это признавать, Грейс вдруг обнаружила, что мечтает забыться сном. Ее энергия всегда казалась неисчерпаемой, но последние два дня она чувствовала себя физически истощенной. По возвращении домой она сразу поднялась наверх, намереваясь собрать белье для стирки, а затем увидела постель и…
Разбудил ее только звонок в дверь. Поняв, что уснула, даже не раздевшись, Грейс почти на ощупь спустилась вниз. Ее сердце билось как в лихорадке при мысли, что это может быть Кен. Он причинил ей такую боль сегодня утром, после удивительной ночи, проведенной вместе, дав ясно почувствовать разделяющую их дистанцию и понять, что она ему не нужна!
Однако гостем оказался не Кен, а ее кузен Фил. Когда Грейс впустила его в дом, он помахал у нее перед носом газетой.
— Ты попала на первую полосу, — сообщил он. — Ты еще не видела газету?
На первую полосу! Грейс выхватила у него газету и с покрасневшим от смущения и ужаса лицом уставилась на фотографию, где был запечатлен момент ее ареста.
— Я уж было собрался вызволять мою праведницу кузину из тюрьмы, — пошутил Фил, проходя в маленькую кухню. — Но, похоже, Кен меня опередил.
— Кто тебе это сказал? — подозрительно прищурившись, спросила Грейс.
Он с удивлением посмотрел на нее.
— Я позвонил в участок, — объяснил Фил. — А потом, читая между строк, догадался, что Кен, очевидно, оказал недюжинное давление на Грегори Купера, если тот решил забрать свое заявление обратно.
Забрать?
— Но Кен сказал, что Грегори сам раздумал его подавать, — дрожащим голосом возразила Грейс.
— Да, но только после того, как Кен сказал ему, что в противном случае это обернется против него же… если мои догадки верны, — насмешливо проговорил Фил. — По-видимому, Кен сегодня утром провел не меньше получаса у телефона, доказывая полицейским, что не собирается выдвигать обвинений ни против тебя, ни против кого-либо из демонстрантов. Сдается мне, Кен очень высокого мнения о тебе, сестренка, если пошел ради тебя на такие хлопоты, — подмигнул ей Фил. — Это, случайно, не начало классической истории о любви двух врагов, а? — Он усмехнулся, но усмешка поблекла, когда он заметил, с каким отчаянием посмотрела на него побледневшая Грейс. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Фил.
— Все отлично, — солгала Грейс.
— Не хочешь пойти вечером куда-нибудь пообедать? — предложил Фил.
Грейс покачала головой.
— Нет, у меня есть работа, которую нужно закончить к понедельнику. Но спасибо за приглашение.
Уже в дверях Фил обернулся и сказал:
— Кен должен был встретиться с представителями фабрики сегодня утром. Он не упоминал, о чем собирается с ними говорить?
— Нет, с какой стати? — недоуменно пожала плечами Грейс.
Она заметила, что кузен смотрит на нее с тревогой.
— Что-то случилось, ты сама на себя не похожа, Грейс. Что…
— Ничего не случилось, — сквозь зубы процедила она. — Просто устала — вот и все.
Грейс чувствовала себя виноватой, обманывая Фила, который был практически ее единственным другом, а не только кузеном. Но разве у нее был выбор?
Воцарилось неловкое молчание, а затем Фил повернулся и открыл дверь.
Грейс смотрела, как он уходит. Она была неоправданно резка с ним, и в конечном итоге ей придется извиниться и все объяснить… Но только не сейчас. Сейчас она просто не способна была на столь рациональные действия!
Узнав, что Кен надавил на власти, чтобы решить ее проблемы, Грейс растерялась. Ведь он позволил ей думать, будто полицейские сами связались с ним, а не наоборот, как уверял Фил.
Она невыносимо страдала, сознавая, что стала должницей Кена… Но это, конечно, ничуть не меняло ее отношения к сказанному им утром. Ничуть! Этих слов они никогда и ни за что не простит ему. И все-таки ей казалось, что нужно поблагодарить Кена за то, что он сделал, и чем скорее, тем лучше! Стиснув зубы, Грейс поднялась наверх, чтобы принять душ и переодеться.
Кен увидел Грейс, шедшую по подъездной дорожке к дому, из окна комнаты, которую использовал в качестве кабинета. Он только что закончил говорить по телефону со своим новым партнером, занимающимся транспортировкой и распространением.
Как Кен сообщил рабочим из Пайнвуда раньше, он решил не закрывать их фабрику. Но подчеркнул, что им придется доказать, что он принял верное решение, увеличив выпуск продукции, чтобы его бизнес и впредь оставался конкурентоспособным.
Несмотря на жаркий летний день, на Грейс был официальный черный брючный костюм с белой блузкой под ним.
Кен, наоборот, вернувшись с собрания, переоделся в широкие свободные белые хлопчатобумажные брюки и майку. Однако это не помешало Грейс отметить, каким грозным он кажется. Кен открыл дверь, как только она потянулась к кнопке звонка.