— Я?
— Да, ты!
На этот раз они занимались любовью неторопливо и нежно, наслаждаясь как величайшим даром небес каждым прикосновением, взглядом, жестом. Поцелуи они смаковали, как дорогое вино, радуясь тому, что каждую секунду открывают друг в друге что-то новое; доселе неведомое. К знакомой радости добавлялось счастье новых ласк, которым, казалось, не будет конца.
— Став взрослой женщиной, ты кажешься мне еще прекраснее, чем тогда в университете, — произнес Мэттью, ласково поглаживая бархатистую кожу Дженнифер.
— А ты стал просто неотразим, сразишь любую из нас наповал. Так что женщины всего мира — трепещите! — шутливо откликнулась Дженнифер. — Не веришь мне? Поинтересуйся у Хейзел Линч. Что она ответит тебе? — поддразнила она.
— Кто такая Хейзел Линч? — отозвался Мэттью и прильнул губами к ее соску.
Дженнифер зажмурила глаза от удовольствия.
— Докторша. Я готова выцарапать ей глаза — призналась она.
— Все равно тебе далеко до меня, когда я ревновал тебя к твоему гипотетическому супругу, — настаивал Мэттью. — Ты представить себе не можешь, как я страдал. Я был близок… — Он внезапно замолчал. — Но я сказал себе, что, кроме тебя, на свете еще много тех, кому я нужен. Твой отец, Дженнифер, тоже об этом знал и всегда помнил.
— Да, — шепотом согласилась Дженнифер. — Наверно, он так и думал.
В эти минуты ей было так радостно и легко, что прошлое со всеми его неурядицами отошло далеко на задний план, а Мэттью, ее любимый Мэттью, теперь с ней, любит ее, ласкает, сжимает в объятиях. Она ни за что не допустит, чтобы он ушёл — просто не позволит, и точка. Никогда. Ни за что!
Гости ушли, и Рут собирала со стола посуду, составляя тарелки в стопки. Скотт мыл хрустальные рюмки, подаренные европейскими родственниками.
— Тебе не кажется, что Мэттью с Дженнифер переживают сейчас удивительное время? — спросила Рут.
— Дженнифер с Мэттью… с чего ты взяла? — непонимающе ответил ей вопросом на вопрос Скотт и нахмурился. — Да ведь они только что познакомились!
— Ах, Скотт! Неужели ты ничего не заметил?
— Не заметил чего? Они весь вечер и словом друг с другом не перемолвились, — возразил он.
В ответ Рут театрально закатила глаза.
— Да им не нужно ни о чем говорить! Странно, как можно было не почувствовать, да вокруг них даже воздух начинает пульсировать!
— Пульсировать? — серьезно переспросил Скотт. — Извини, дорогая, но это что-то из области медицины, анатомии. Воздух не может пульси…
— Да! Точно! — перебила его Рут. — Если не воздух, то их сердца. Да так громко, надо быть бесчувственным, чтобы не услышать. Нет, ты уж поверь мне, между ними явно что-то происходит! Господи, да ты вспомни, как они сжигали друг друга взглядом, того гляди дом загорится!
Настала очередь Скотта сделать театральный вздох.
— Послушай, дорогая, мне вовсе не хотелось бы разуверить тебя в твоих предположениях. Я знаю, что и ты, и Фиона, и Элис — женщины счастливые. Вам повезло, да еще как повезло! У всех у вас есть мужья. Да что там говорить, золотые мужья! Но… — Скотт охнул, потому что в лицо ему полетело кухонное полотенце, пущенное рукой Рут.
— Кому, нам повезло?
— Рут, послушай! Куда ты? — спросил Скотт, когда та поспешила к кухонной двери.
— Позвонить Фионе. По личному… по женскому делу!
— Тебе не кажется, что Рут обо всем догадывается, — озабоченно спросила Дженнифер, прижимаясь к Мэттью под пуховым одеялом. — Когда она нас провожала, то посмотрела на меня как-то странно.
— Даже если и догадалась, то, по крайней мере, не по моей вине, — поддразнил ее Мэттью. — Это не я давал волю ногам под столом.
— Я ведь уже сказала тебе, что это вышло случайно, — запротестовала Дженни. — Просто я потеряла туфельку.
— А я чуть не потерял контроль над собой. Но, в конце концов, какая разница, даже если она и догадалась?
— Ты не забыл, что мы дали друг другу слово нигде не появляться на людях вместе, пока не состоится заседание совета?
— Если бы я знал, что они договорились пригласить нас порознь, Рут — меня, а Скотт — тебя, то я бы…
— Ты хочешь сказать, что в ответ на приглашение ты заявил бы, что мы нигде не должны появляться на людях, пока…
— Но мы же не хотим, чтобы члены комитета решили, что… — прервал ее Мэттью.
— Что нас что-то связывает? — не дала ему, в свою очередь, договорить Дженнифер.
— Что-то? Связывает? — поддразнил ее Мэттью. — Что мы без ума друг от друга? Что ты всеми правдами и неправдами пытаешься перетянуть меня на свою сторону, чтобы я проголосовал в твою пользу?
— Конечно же нет. Я бы никогда, ни за что на свете не пошла бы на такое!
— Никогда? Ты уверена? — невинно поинтересовался Мэттью. Рука его скользнула вниз по ее бедру.
— Я почему-то думала, что обольщение — исключительно моя привилегия, — пролепетала она.
— А что, если я сейчас пытаюсь предпринять в отношении тебя всевозможные уловки?
— Для чего? Я ведь уже пошла тебе на уступки. Уступила тебе…
— Разве? Что-то я не заметил. Впрочем, может быть, — сдался Мэттью. — Скоро и так все узнают, такое не скроешь, что ты пошла на уступки. Уступила мне. Разве не так? — пошутил он, нежно поглаживая живот своей возлюбленной.
— Но, дорогой, — возразила она. — Откуда ты узнал? Еще слишком рано, чтобы можно было заметить.
— Знаю, причем точно по той же причине, что и ты, — перебил он ее. — То, что было между нами… Такое не проходит бесследно. Такая любовь ведет к зарождению новой жизни, нового человека, нашего с тобой продолжения.
— Но ведь пока нельзя сказать наверняка, — возразила Дженнифер, — еще рано.
Мэттью не ответил, глядя как завороженный в ее бездонные глаза, ощущая, что от любви к ней его сердце тает, как снег в теплый весенний день.
— Тебе ничего не остается как выйти за меня замуж, — хитро проговорил он.
— Конечно, но не раньше даты, на которую назначено заседание совета, — в тон ему ответила она.
— Не раньше заседания совета, — покорно повторил Мэттью.
— И в заключение мне хотелось бы еще раз подчеркнуть, что, по моему мнению, уважаемый совет имеет моральный долг перед основателем благотворительного фонда и должен продолжить его благородные начинания и употребить имеющиеся в нашем распоряжении финансовые средства для оказания помощи той части населения нашего города, которая больше всего в таковой нуждается.
Мэттью остановился на мгновение и взглянул в зал, а затем с новой силой продолжил:
— Как явствует из материалов лежащего пред вами отчета, особо остро в нашей поддержке нуждается наиболее уязвимая часть нашего общества, вернее, нашего города. Я имею в виду молодежь. Подрастающее поколение. Для того чтобы внушить им чувство уважения к себе, чтобы они могли смело и уверенно смотреть в будущее, чтобы они поверили в то, что остальные горожане неравнодушны к их судьбе, обеспокоены их проблемами, нам необходимо сделать соответствующий вклад в то, что основатель фонда считал делом всей своей жизни. Помогая молодежи, мы тем самым инвестируем наше собственное будущее. Будущее наших детей и внуков. Отказывая подрастающему поколению в праве стать достойными гражданами нашего общества, мы — и это мое глубокое убеждение — проявляем себя с самой негуманной, безответственной и недальновидной стороны…