— Рик, имей в виду: повторять не стану. — Микеле поднял палец. — С этого момента я запрещаю тебе приводить Монику к себе в кабинет. И чтобы никаких компьютеров, никаких вопросов и ответов, никаких игр в бизнес.
— Послушайте, но ведь я разрешил ей пользоваться компьютером, чтобы ей не было скучно. Это совершенно безобидное занятие. — Рик встал. — Не волнуйтесь. А что касается бизнеса, думаю, это несерьезно. — Лгать было противно, и он поморщился.
Выпустив очередную порцию едкого дыма, Микеле недовольно пробурчал:
— И чтобы больше никаких костюмов. Пусть ходит в платьях. Неужели нельзя накупить ей побольше платьев? Лучше розовых.
— Хорошо. — Рик сдерживался из последних сил. — Как скажете.
Значит, Ричард на самом деле не считает ее умной и способной освоить семейный бизнес? И всего-навсего развлекал ее?
Чуть не плача от обиды, Моника стояла за дверью дядиного кабинета и слушала. Она хотела разыскать Ричарда и, услышав из кабинета Микеле возбужденные голоса, решила, что дядя ругает его из-за нее.
Ей и в голову не могло прийти, что Ричард ей лгал. Зачем?!
Значит, он не считает ее особенной. Просто выполняет поручение дяди Микеле — присматривает за ней. Только и всего.
Монике вдруг стало зябко, и, пытаясь унять дрожь, она обхватила себя руками. Ну почему Ричард так сказал? Судя по тону, дядя Микеле страшно зол. Может, у Ричарда не было другого выхода?
Нет, она не станет искать для него оправдания. И не станет делать вид, будто…
Внезапно голос Ричарда приблизился, и Моника, отскочив от двери, бегом вернулась к нему в кабинет и снова уселась за компьютер. На экране монитора мерцало звездное небо, но она тупо в него смотрела. Что же сказать Ричарду? Не хочется его обвинять без оснований, но ведь она слышала своими собственными ушами. Значит, он просто делал вид, а она, дура, поверила, что он не такой, как мужчины у них в семье.
Конечно, не такой: Ричард намного хуже. Ее отец и дяди хотя бы не скрывают своих убеждений.
В кабинет вошел Рик и, взглянув на мигающий экран, удивился:
— Что ты делаешь?
Проглотив комок, застрявший в горле, Моника спросила:
— А где ты был?
— В холле, — буркнул он и отвел глаза.
— Где?
Он молча смотрел на нее.
— А ты не заходил к дяде Микеле?
— Заходил, только ненадолго, — не сразу ответил он. — А что?
Моника пожала плечами и снова уставилась на мерцающий экран.
— Моника, я на него работаю. Иной раз я хожу к чему в кабинет раз по пять в день. Что случилось?
— Ничего, — буркнула она, не глядя на него. — Просто подумала, может, он хотел поговорить обо мне?
И она подняла глаза как раз в тот момент, когда Ричард нервно покосился на дверь.
— Нет, мы говорили о делах. — Он вымученно улыбнулся.
Моника не нашла в себе сил ответить на улыбку.
— А ты не пригласил его на ужин?
Рик откинул со лба прядь. Раньше ей очень нравился этот жест, а сейчас он показался ей фальшивым.
— Нет. Если честно, мне не хотелось бы ужинать втроем.
— Ах вот как?!
Наверное, Моника не сумела скрыть свою боль, и Ричард, с тревогой заглянув ей в лицо, произнес:
— В любом случае сегодня не получится. Вечером прилетает Артур, а я совсем забыл, что обещал заехать за ним в аэропорт. Может, поужинаешь с дядей вдвоем?
Надо поскорее уйти. Вернуться к дяде и побыть немного одной.
— Пожалуй. — Она поднялась и, чтобы уяснить все до конца, спросила: — Может, рассказать ему про нас? Или ты хочешь при этом присутствовать?
В глазах Ричарда промелькнул страх.
— Ради Бога, Моника, не говори ему пока ничего. Хотя бы сегодня. Хорошо?
Теперь все ясно. А она-то, дурища, еще надеялась, что он обрадуется и захочет, чтобы все узнали про их любовь. Значит, Ричард относится к ней совсем не так, как она к нему.
Она его любит.
А для него она всего лишь работа. Очередное поручение босса.
— Хорошо.
— Мы ему обо всем расскажем. Только не сегодня. Сначала мне нужно поговорить с Артуром.
Моника накинула сумочку на плечо и собрала все свои пакеты с покупками.
— Куда ты?
— Домой.
Он нахмурился, словно хотел возразить.
— Оставь вещи. Я их тебе потом завезу. Она грустно улыбнулась. Интересно, а что сделал бы Ричард, скажи она, что под «домом» подразумевает вовсе не квартиру дяди Микеле?
— Есть разговор, — сказал Рик Артуру, как только они проводили Кэтрин до двери ее квартиры.
— А я сразу понял, Рики, что у тебя не все слава Богу. — Артур отодвинул сиденье и устроился поудобнее, — Только, боюсь, в данный момент собеседник из меня хреновый. После такого перелета башка плоховато варит. Ты уж извини, старик. Ну, что там у тебя стряслось?
— Арти, у меня к тебе всего один вопрос. Какого черта твой отец решил, будто я голубой? — сказал Рик и покосился на приятеля.
Тот вытаращил глаза.
— Понятия не имею, с чего он это взял.
— Говорит, ты ему сказал. Артур нервно хохотнул.
— Ничего подобного.
Рик сразу узнал этот виноватый смешок, но не стал обвинять Артура во лжи, решив, что разумнее подождать, пока тот созреет и выдаст свою версию. К тому же он и сам не в лучшем виде, а выяснять отношения за рулем последнее дело.
Весь день его мучили сомнения и угрызения совести. Что до слуха относительно его голубизны, то, откровенно говоря, это его не слишком волновало. Напротив — отвлекало от более серьезных проблем. Что ни говори, а он на самом деле попрал доверие Микеле. Сознавать это ему было тяжко.
С тех пор как Рик познакомился с семейством Террачини — через неделю, после того, как его мать начала на них работать, — он стремился стать своим для этого дружного клана. Рик очень любил свою мать, и они были близки по духу, однако ему всегда не хватало атмосферы большой и дружной семьи.
Мужчины обсуждали бейсбол и политику и откалывали такие шуточки, которые Рик не мог пересказать матери. В праздничные дни, когда за столом собиралась вся семья, было шумно и весело. Обед длился не один час: все шутили, подтрунивали друг над другом, обсуждали новости и строили планы на будущее… Рику всегда хотелось приобщиться к такой жизни.
Когда ему предложили место директора по реализации в компании «Вина Террачини», он долго не мог прийти в себя от радости. Наконец-то ему удалось приблизиться к семье. Хотя бы в определенной степени. Однако он никогда не станет для них своим: ведь он не Террачини. И с годами Рик примирился с тем, что всегда останется для них чужаком.