— Вот как. — Прядь темных волос упала ей на щеку, и Франс, наклонившись, убрал их, но не убрал свою руку, позволив себе коснуться ее кожи. Такая нежная… Что ж это за мужчина, который предпочел ей другую женщину? — Извините.
— Не стоит, это не оправдывает моего поведения. Я вела себя глупо.
— Нет, глупец он, а не вы.
— Спасибо. Вы очень добры, но…
— Я бы не сказал так, будь я иного мнения. — Он обнял ее за плечи и привлек к себе. — Зачем мужчине другая, если у него есть вы?
Франс наклонился и поцеловал ее, нежно, едва коснувшись губами ее рта. Поцелуй был лишь знаком ободрения, но Лаура взглянула на него, ее губы раскрылись, и у него застучало в висках. Себя не обманешь, подумал Франс. Он поцеловал ее не потому, что хотел ободрить, а потому, что хотел ощутить вкус ее губ.
— Лаура. — Он поцеловал ее еще раз, настойчивее, и, когда уже начал думать, что ошибся, неверно истолковав выражение глаз, она застонала, прижалась к нему всем телом и ответила на поцелуй.
Его сердце буквально заколотилось. Он хотел ее так, как давно уже не хотел ни одной женщины. Внутренний голос, сохранивший ясность и логику, шептал, что это желание бессмысленно, что нельзя пользоваться слабостью женщины, тоскующей по другому мужчине, но Лаура уже вцепилась в его волосы, притягивая к себе, раскрываясь ему навстречу. И Франс уже больше ни о чем не думал.
Он обхватил ее обеими руками и прижал к себе, чтобы она почувствовала силу его желания. Она снова застонала и задвигала бедрами, и тогда он, напрягая остатки воли, отпрянул.
— Посмотри на меня, Лаура. Посмотри, и ты увидишь, что я не тот, кто потерял тебя.
— Я знаю. — Она провела ладонью по его груди. — Но ты тот, кого я хочу.
Он подхватил ее на руки и понес к кровати. Ее желание, как пламя, передалось ему…
— Сеньор Франсиско! — Этот крик вернул Франса в реальный мир.
Он моргнул, покачал головой, прогоняя непрошеные мысли, и, оглянувшись, увидел приближающегося всадника. Недоброе предчувствие стиснуло грудь — Хуан, его слуга, ужасно боялся лошадей, за что над ним все насмехались, но сейчас он мчался к нему во весь опор. Франс развернул жеребца и устремился навстречу Хуану.
— Что случилось?
— Вам звонили, сеньор. Женщина. Назвалась Патрицией Крэнстон-Дженкинс. Сказала, что это срочно и касается ее сестры…
Франс пришпорил коня, пригнулся к его вытянутой шее и понесся к дому.
Лаура Крэнстон стиснула руку сестры. Боже, неужели каждой рожавшей женщине пришлось пройти через такие муки! Странно, что человеческая раса еще не вымерла… Она застонала — схватки снова сотрясли ее тело.
— Вот так, — подбодрила сестру Патриция Крэнстон. — Толкай, Лора. Тужься!
— Я… толкаю, — прохрипела Лаура.
— Мама уже едет. Скоро будет здесь.
— Чудно. — Лаура закусила губу. — Вот уж кто знает, как это делается… у-у-у, Боже!
— Милая, — Патриция склонилась к сестре, — тебе не кажется, что пора бы сказать, кто…
— Нет.
— Не понимаю тебя, Лора! Он же отец ребенка.
— Мне… он не… нужен.
— Но у него же есть право знать!
— У него нет… никаких прав.
Боль заставила ее стиснуть зубы. Какие права? Он же почти незнакомец. Нет уж, никаких таких прав! В последние месяцы ей пришлось принять несколько трудных решений. Оставить ли ребенка? Обратиться ли за помощью к семье? А вот решение не сообщать о беременности Франсиско Мендесу далось легко. Ему было наплевать на нее, так для чего говорить ему о чем бы то ни было? Он провел с ней всего час в постели и даже не попытался потом связаться каким-то образом — зачем такому человеку знать о своем отцовстве?
Схватки утихли, и Лаура откинулась на подушку.
— Это не важно. Ребенок мой. И ему нужна только я. Только… — Она снова застонала, выгибаясь на кровати. — Я одна…
— Ты сошла с ума! — Патриция промокнула потный лоб сестры салфеткой. — Лора, пожалуйста, назови мне его имя. Позволь мне позвонить ему. Это Робин?
— Нет! — бросила Лаура, еще сильнее сжимая руку Патриции. — Не Робин. И больше я тебе ничего не скажу. Пэт, ты же обещала…
— Мадам Дженкинс? Извините, мне нужно поговорить с вашей сестрой.
Лаура отвернулась, чтобы сестра не заметила ее слез, а Патриция уступила место доктору Бернсайду. Тот сел на стул у кровати и взял Лауру за руку.
— Как дела?
— Я… — Она перевела дыхание. — Все в порядке.
Врач улыбнулся.
— Да уж, держитесь вы молодцом. Но, по-нашему мнению, с вас хватит.
— Попробуйте договориться с ребенком.
— Именно это я и собираюсь сделать. — Мы решили немного помочь вам. Вы как к этому относитесь?
— Это не повредит моему?..
Схватки возобновились, сотрясая ее тело, и Лаура застонала. Доктор Бернсайд пожал ей руку.
— Нет, наоборот. У вас обоих еще останутся силы. В данной ситуации это самое лучшее, что я могу сделать.
Он поднялся и отошел в сторону, а к кровати подошли двое в белых халатах.
— Не волнуйтесь, — успокоительно сказал один из них. — Вы и не заметите, как малыш будет у вас в руках.
Да уж, подумала Лаура, собираясь сказать что-нибудь шутливое, но тут сильные и заботливые руки подняли ее и положили на каталку и повезли по длинному коридору. Патриция торопливо шагала рядом, а Лаура безуспешно пыталась сосчитать лампы на потолке. Где-то впереди едва слышно открылись двери, и сестра, наклонившись, коснулась губами ее влажного лба.
— Пока, — шепнула она.
— Пока, — тихо сказала Лаура.
— Я люблю тебя.
— Я тоже.
Ее вкатили в комнату с белыми стенами и ярким, как солнце, бившим с потолка светом.
— Вы только расслабьтесь, миссис Крэнстон, — сказал ей чей-то голос.
Лаура ощутила легкое жжение в руке иголка от капельницы уже проникла под кожу.
— Начали, — произнес доктор, и женщина провалилась в беспамятство.
Она не знала, сколько прошло времени; ее несло на легком облаке, а долгожданный крик ребенка все не звучал и не звучал. Словно издалека до нее доносился голос врача, резкий, требовательный, и другие голоса, сдержанно-обеспокоенные. Она слышала какие-то цифры, кто-то говорил о крови, о…
Лаура заставила себя открыть глаза. Свет чуть не ослепил ее. Над ней склонилась медсестра, и Лаура попыталась шевельнуть губами, потому что ей вдруг остро захотелось сказать кому-нибудь, что у ее ребенка есть отец, что она никогда не забудет его самого и тот час в его объятиях…