— Да что происходит?! — заорала Меламори.
Она устала молотить пустоту, поняла, что ничем не может мне помочь, и начала паниковать.
— Это просто спящий, — коротко объяснил я. — Не волнуйся, всё в порядке.
— То есть, тебе нравится такое обращение? — обрадовалась Меламори. — Ладно, буду знать.
— Даже не вздумай! Погоди, сейчас…
Вместо того, чтобы говорить дальше, кое-как вытащил из кармана кисет с запасом порошка Кель-круальшат и швырнул его в дальний угол комнаты.
Ну, то есть, мне приятно говорить: «я швырнул», — в этом чувствуется бесшабашный размах и дурная удаль. Правда звучит гораздо скромнее: поскольку очередная попытка хоть немного высвободиться из железных дикарских объятий провалилась, как и все предыдущие, я просто уронил кисет на пол и поспешно отфутболил его ногой — не в дальний угол, конечно, но на довольно приличное расстояние. Дикарь прочувствованно зарычал, метнулся следом за вожделенным свёртком, ликуя, схватил и взмыл к потолку. А я, напротив, сел на пол и наконец вдохнул полной грудью.
— Ты вообще цел? — спросила Меламори.
— Это что, тоже не галлюцинация? — несчастным голосом осведомился Малдо Йоз.
— Да, — сказал я. — И нет. В смысле, я цел. И это не галлюцинация, а нормальное, закономерное и даже отчасти заранее запланированное мною событие.
— То есть, ты всегда так живешь? — восхитился он.
— Не всегда, — честно ответил я.
— Да, далеко не все дни такие спокойные, как этот, — подтвердила Меламори.
Увы, Малдо пропустил её замечание мимо ушей. Он во все глаза пялился на сновидца.
— Смотрите, во что оно превратилось!
Мы с Меламори задрали головы вверх. И точно, теперь у нас под потолком летал не косматый дикарь в шкурах, а огромный дикий кот с павлиньим хвостом, растущим, вопреки логике, не из задницы, а из уха. Левого, если это важно.
— Это что вообще? — взволнованно спрашивал Малдо. — Это он как? Почему? Что с ним?
— А то ты такой красоты до сих пор не нагляделся, — укоризненно сказал я.
— Где?!
— Да у себя в кладовке. Где вы Кель-круальшат храните.
— А там вот такое творится?! — изумился он. — Пелле что-то говорил про спящих, которые там крутятся, но мне всё как-то было недосуг пойти на них поглядеть. Думал, ничего интересного. Ну я дурак!.. Стоп, погоди. А ты-то откуда знаешь, что у нас в кладовке делается? Ты что, был там? Ходил во Дворец Ста Чудес? Ещё раз, без меня? А зачем?
Во взгляде Малдо было такое искреннее простодушное недоумение, что мне захотелось огреть его по голове табуреткой. Просто так, душу отвести. Но табуретов под рукой не оказалось. И вообще никакой мебели, кроме встроенного в стену шкафа и кровати, которая, строго говоря, тоже не мебель, а просто очень большой, очень мягкий матрас. Так уж у нас в Ехо принято обставлять спальни. Чрезвычайно разумно, я считаю. Захочешь, а никого не зашибёшь.
К счастью, пускаться в объяснения мне не пришлось.
— Уииииииии! Уиииииии! — пронзительно заверещало существо, кружившее под потолком. Оно уже не было похоже ни на дикаря, ни на кота. И вообще ни на что. Облако, состоящее из шерсти и перьев, без чётких очертаний, зато по-прежнему способное вопить. И как вопить!
Малдо заткнул уши. Меламори, как бывший почётный член студенческого Клуба Ревунов, а значит, самая стойкая из нас, делала вид, будто всё в порядке. Но всё равно недовольно морщилась. Я же, как самый нетерпеливый, заорал:
— Заткнись!
Облако, как ни странно, послушалось. Замолчало, швырнуло на пол кисет и шмякнулось сверху, накрыв собой почти половину спальни, как ковром.
— Это просто вот такой сон человеку снится, да? — спросила Меламори.
— Причём, вполне возможно, хрупкой пожилой библиотекарше, которая ни разу в жизни не позволила себе громко рассмеяться. Где ещё и отводить душу, если не во сне.
— Выкопалась из книжек, пришла домой, съела пирожное, легла, уснула, и вот такое начала вытворять? — подхватила Меламори. — Везёт же некоторым! Похоже, я чего-то важного не знаю об искусстве сновидений. Хотя столько этим занималась и даже не совсем без толку, ты свидетель. Но самое интересное прошло мимо.
— Да не то слово, — согласился я.
— А можно я пойду в какую-нибудь другую комнату и немножко там посижу? — вдруг спросил Малдо. — Или полежу. Что-то мне как-то не так. Голова кружится. И холодно. И как-то чересчур темно.
— Ничего, пройдёт, — сказал я. — Просто ты очень много сил потерял с этим Тёмным путём. В первый раз всё-таки. Плюс похмелье, плюс… скажем так, некоторые интересные впечатления. Бальзам Кахара, конечно, бодрит, но его не всегда достаточно. Иногда надо просто лечь и поспать. Меламори, будь другом, отведи человека в любую другую спальню. Колыбельная Моффаруна [28] не помешает, ты же её знаешь? Ну и вот. Пусть ложится и дрыхнет до утра. А там посмотрим.
— А сам задницу от ковра точно не оторвёшь? — насмешливо спросила она.
— Ещё как оторву. Возможно буквально с минуты на минуту. Потому что если эта красота, — я показал на распластавшееся по полу облако, — решит нас покинуть, мне придётся отправиться следом.
— Ты настолько очарован?
— Очарован — не то слово. Но не как трепетный созерцатель, а как профессионал. Это же только со стороны кажется, что у нас дома происходит какая-то нелепая фигня. А на самом деле, важный следственный эксперимент.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Ладно. Извини. Просто в голову не пришло, что ты ещё на работе.
Подхватила под локоть Малдо и повела его к выходу, успокоительно бормоча:
— Я, честное слово, больше ни во что такое не буду при вас превращаться. А кроме меня в этом доме ни одного чудовища… ой, нет, вру, вообще-то есть ещё два. Но одно из них — сэр Макс, к которому вы уже худо-бедно привыкли, а второе очень деликатное, в чужие спальни не вламывается, да и выглядит безобиднее всех нас вместе взятых. С косичками! Так что никто вас больше не побеспокоит. Всё будет хорошо.
— Куманский павильон — это было очень круто, — сказал я ему вслед. — Лучшее наваждение в моей жизни. Честно.
— Ты не представляешь, какая у меня будет Пустая Земля Йохлима! — сразу оживился он. — И приют для юных художников в Таруне. Я таких свидетелей нашёл!..
По крайней мере, теперь я мог быть уверен, что Малдо уснёт совершенно счастливым. А большего по нынешним временам и желать нельзя.
Они ушли, а я остался наедине с облаком, занявшим к тому времени уже практически всю спальню. Мне даже пришлось забраться с ногами на подоконник — как-то неловко было его топтать. Всё-таки живой человек. Возможно, пожилая библиотекарша. А их надо беречь.