На него упал свет костра и, должен признаться, это оказалась отличная имитация принца Корвина Эмберского, моего отца — вплоть до черного плаща, сапог, штанов, серой рубашки, серебряных запонок и пряжки, была даже серебряная роза, — он улыбался той самой быстрой улыбкой, которая иногда освещала лицо Корвина в те давние времена, когда он рассказывал мне свою историю… Увидев все это, я ощутил внутри какой-то спазм. Мне хотелось узнать его получше, но он исчез, и мне так и не удалось разыскать его вновь. И вот теперь эта штука — чем бы она ни была на самом деле — приняла его облик… Сказать, что я был раздражен такой попыткой играть на моих чувствах, значит не сказать ничего.
— Первой фальшивкой был Дворкин, — сказал я, — а второй — Оберон. Карабкаешься вверх по генеалогическому древу, да?
Не останавливаясь, он прищурился и недоуменно вскинул голову — еще одна реалистическая черта.
— О чем это ты, Мерлин, не пойму, — отозвался он. — Я…
Тут это существо вошло в охраняемую зону и дернулось, будто дотронулось до раскаленной проволоки.
— Твою мать! — сказало оно. — Ты что, никому не доверяешь?
— Семейная традиция, — ответил я, — подкрепленная недавним опытом.
Тем не менее я недоумевал, почему это столкновение не вызвало очередного фейерверка. Еще я не мог понять, почему эта штука до сих пор не начала превращаться в орнамент из завитков.
Выругавшись еще раз, оно взмахнуло плащом так, что тот обернулся вокруг левой руки, а правая потянулась к великолепно воспроизведенным ножнам моего отца. Серебряное гравированное лезвие со звуком, подобным вздоху, описало дугу, после чего обрушилось на защитный экран. Когда они встретились, сноп искр поднялся на целый фут, а клинок зашипел, словно был раскален, а теперь окунулся в воду. Узор на мече засветился и опять полетели искры, на сей раз — на высоту человеческого роста. В этот миг я ощутил, что охрана сломлена.
Потом оно вошло в пещеру, а я развернулся всем корпусом, взмахнув клинком. Но похожий на Грейсвандир меч опустился и снова вознесся, сужая круги, уводя острие моего собственного клинка и проскальзывая прямо к моей груди. Я парировал это простым приемом «ин кварте», но оно прошмыгнуло понизу и продолжало заходить вглубь пещеры. Я ответил ударом «сиксте», но моего противника там не оказалось. Его передвижение было лишь обманным маневром, он незаметно прокрался в пещеру справа от меня, перехватил свой меч за острие, а левой рукой размахивая перед моим лицом, я же сделал полный оборот и опять парировал удар.
Я слишком поздно заметил, что, покуда левая рука мелькала возле моей головы, правая поднималась. Прямо мне в челюсть держала курс рукоять Грейсвандира.
— Ты и правда… — начал я, и тут последовал удар. Помню последним, что я увидел, была серебряная роза.
Такова жизнь: доверяй — и тебя предадут, не доверяй — и предашь сам. Это, как и большинство моральных парадоксов, ставит вас в неудобное положение. Было слишком поздно, чтобы принимать нормальное решение. Я не мог выйти из игры.
Очнулся я темноте. Настороженный и недоумевающий. Как всегда, когда я чего-нибудь не понимаю и осторожничаю, я лежал абсолютно неподвижно и продолжал дышать в естественном ритме. И слушал.
Ни звука.
Я чуть приоткрыл глаза.
То, что виднелось, приводило в замешательство. Я снова зажмурился.
Телом я ощущал вибрацию внутри каменистой поверхности, на которой я был распростерт.
Я до конца раскрыл глаза, подавив внезапное желание закрыть их. Приподнявшись на локтях, я подтянул к себе колени, потом выпрямил спину и повернул голову. Очаровательно. До такой степени потерять ориентацию мне не удавалось с тех самых пор, как я напился с Люком и Чеширским Котом.
Вокруг нигде не было никаких цветовых пятен. Все было черным, белым или разных оттенков серого цвета, словно я попал внутрь негатива. В нескольких диаметрах справа от меня над горизонтом как черная дыра висело то, что я счел солнцем. Небо было очень темно-серого цвета, по нему медленно двигались черные облака. Моя кожа была черной, как чернила. Несмотря на это, под ногами и вокруг меня сияла почти прозрачным, белым, как кость, цветом каменистая земля. Я медленно поднялся на ноги, поворачиваясь. Да. Земля, похоже, светилась, небо было темным, а я оказался тенью между ними. Такое ощущение пришлось мне вовсе не по вкусу.
Воздух был сухим и прохладным. Я стоял в предгорье абсолютно белой горной гряды, на вид такой застывшей, что напрашивалось сравнение с Антарктидой. Гряда простиралась вверх и влево от меня. Справа, холмистая и низкая, простершись до того, что мне показалось утренним солнцем, лежала черная равнина. Пустыня? Пришлось поднять руку, чтобы она отбросила «тень» в ее… чем? Анти-свете?
— Черт! — попытался я сказать, и сразу же заметил две вещи.
Во-первых вслух слово не выговорилось. Во-вторых, челюсть болела — там, куда меня треснул отец… или его подобие.
Еще раз молча оглядевшись, я вытащил Козыри. Раз дошло до путаницы с перемещениями, все ставки снимаются. Я вынул Козырь Колеса-призрака и сосредоточил свое внимание на нем.
Тщетно. Козырь был точь-в-точь мертвый. Хотя сидеть тихо мне велел именно Призрак, и, может быть, он просто отказывался отвечать на мой зов. Я пролистал остальные Козыри. Над Козырем Флоры я помедлил. Обычно она не отказывалась помочь мне в трудную минуту. Разглядывая это прелестное лицо, я позвал ее…
Ни один золотистый локон не дрогнул. Температура не понизилась ни на градус. Карта оставалась картой. Я попробовал понастойчивее, бормоча усиливающее заклинание. Но там никого не было.
Тогда Мандор. Я провел над его картой несколько минут с тем же результатом. Я взялся за Козырь Рэндома — то же самое. Бенедикт, Джулиан. Нет и нет. Попытка вызвать Фиону, Люка и Билла Рота дала еще три отрицательных результата. Я было вытащил даже парочку Козырей Смерти, но не сумел добраться ни до Сфинкса, ни до сооружения из костей на вершине зеленой стеклянной горы.
Плотно сложив карты, я убрал их в футляр и спрятал.
Со времен Хрустальной пещеры я впервые столкнулся с феноменом такого рода. Однако существует множество способов блокировать Козыри — правда, для меня этот вопрос представлял сейчас академический интерес. Меня больше заботило, как перебраться куда-нибудь в более благоприятную обстановку. Исследования можно было отложить на потом, когда можно будет лениться.
Я тронулся в путь. Шаги были беззвучны. Когда я пнул кусок гальки так, что тот, подскакивая, покатился передо мной, шума от его движения я не услышал.
Белое слева, черное справа. Горы или пустыня? Не останавливаясь, я свернул налево. Насколько можно было заметить, двигались только черные-пречерные облака, и только. С подветренной стороны каждого обнажавшегося куска породы — чуть ли не ослепляющая зона повышенной яркости: безумные тени в безумной стране.
СНОВА НАЛЕВО. ТРИ ШАГА, ПОТОМ ОБОЙТИ ВАЛУН. НАВЕРХ ЧЕРЕЗ КРЯЖ. СВЕРНУТЬ ВНИЗ К ХОЛМАМ. НАПРАВО. ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ, И СЛЕВА СРЕДИ КАМНЕЙ ПОКАЖЕТСЯ КРАСНЫЙ РУЧЕЕК…