Голубые холмы Синтры | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Конечно, сеньорита. — Он взглянул на настенные часы. — Может, вы хотите позвонить ему в аэропорт?

Ее глаза широко раскрылись.

— То есть он еще не улетел?

— Самолет вылетит через полчаса или около того, сеньорита. Дон Мигел летит рейсом в 17.10 из Лиссабона.

17.10! Она чуть не закричала от радости! Но опомнилась и как можно спокойнее сказала:

— Могу я позвонить из гостиной?

— Конечно, сеньорита.

Элинор прошла по устланному богатыми коврами полу в знакомую до боли гостиную, где из трех широких окон открывался чудесный вид на двор и на фонтан.


Она стояла у окна, не шевелясь, пока не увидела машину. Ее серебряный герб сверкал в лучах солнца. Элинор стояла посреди комнаты и едва дышала в ожидании. Открыв дверь, Мигел немного постоял, любуясь ею. Она была спокойная и бледная. Но ее глаза сияли любовью.

— Дорогая, дорогая! — Он привлек ее к себе, сжал в объятиях и прильнул к губам долгим нежным поцелуем. Она с обожанием вглядывалась в его глаза, когда он наконец отпустил ее. — Позволь взглянуть на тебя! Моя любимая Элинор! Расскажи, как ты здесь оказалась?

Она не смогла заговорить от счастья, переполнявшего ее.

— Я просто не мог поверить, получив от тебя сообщение в аэропорту.

— Я думала поговорить с тобой, но тебя не было.

Она старалась покороче объяснить, что произошло. Он слушал, нахмурив брови.

— Может, Санчесу показалось, что я потерял надежду, — задумчиво признался он, когда она замолчала. — Но ведь я знал, что ты все равно меня любишь! — Он нежно посмотрел на Элинор. — Ты должна была знать, дорогая, — я так легко не сдаюсь.

— Мне это действительно показалось странным, но я подумала, возможно, дело в… гордости… — Она замолчала, сообразив, что сказала лишнее.

— Гордость никогда не остановила бы меня, глупышка. — Его тон изменился, и она прикусила губу. Но он не дал ей извиниться, а с жаром поцеловал. И сразу исчезло напряжение этих нескольких месяцев, месяцев безнадежности. Ведь им казалось, что у них впереди лишь длинные годы одиночества. А теперь они наконец были вместе, в объятиях друг друга!

Мигел взял ее за руку и повел к дивану. Он обнял ее и усадил к себе на колени.

— Когда Дора уехала отдыхать, — сказал вдруг Мигел, — я действительно подумал, что она гостит у подруги. Так что можешь себе представить, что я чувствовал, услышав ее признание в неверности. Как ты знаешь, мне пришлось принять ее условия… — Он замолчал, и на его лице вновь появилось жестокое, сатанинское выражение… но почти сразу исчезло, и Элинор поняла, что видела его в последний раз. — Мне, Мигелу де Каштру, объясняли, что я должен делать! Но иначе разоблачили бы Карлоту и запятнали доброе имя семьи. Тогда я понял, что ненавижу Дору, ненавижу всем сердцем и больше никогда не хочу ее видеть. Я понимаю, что, вернувшись, вел себя как сумасшедший. Бедная Карлота была в слезах, но я не мог рассказать ей ничего.

— Я чувствовала какую-то тайну, — открылась ему Элинор, — но сначала строго запретила себе вмешиваться в чужие дела.

— Ты увидела, как Жулия забирает драгоценности из комнаты Доры. Она мне сказала об этом. Дорогая моя, любимая, я понимаю, что мы оба оказались в безнадежной и несчастливой ситуации. Но теперь все кончено. — Его губы, мягкие и нежные, не уставали целовать ее. — Когда ты сможешь вернуться, милая?

— Я должна работать еще два месяца…

— Два месяца! — Он протестующе покачал головой. На миг она заметила, какой жесткой стала линия его губ. — Думаю, не стоит, дорогая. Мы уже потеряли достаточно времени. Ты понимаешь, что уехала семь месяцев назад?

Она кивнула:

— Семь месяцев и три дня. Но я не могу подвести директора, милый. Я нарушу профессиональную этику, если уволюсь, не предупредив заранее.

Наконец он согласился, но сказал, что эти два месяца будет проводить в Англии все выходные. Элинор взяла его руку и прижала к своей щеке.

— Санчес думает, что это он помог нам встретиться. Кажется, он считает, что должен меня отблагодарить. Но это смешно. Зато теперь он счастлив, и мы не должны дать ему узнать, что ты собирался поехать в Англию и увидеться со мной.

— Я никому не позволю думать, что у меня не хватило мужества поехать и найти мою девушку!

— Пожалуйста, Мигел, милый! — умоляюще воскликнула Элинор. — Он будет так разочарован, если узнает, что это не его рук дело.

Мигел недовольно нахмурился. Но разве он мог отказать в просьбе своей любимой?

— Очень хорошо, — нехотя согласился граф. — Пусть думает, что это он помог нам встретиться.

И он опять привлек к себе Элинор, и она с удовольствием бросилась в его объятия и подставила губы для поцелуя.

Немного погодя Мигел послал за горничной, чтобы та показала Элинор ее комнату. Комната находилась в передней части дома, и Элинор ахнула, когда вошла в нее.

— Тебе нравится?

Мигел подошел к ней, обнял за плечи, и они вместе подошли к окну, выходящему на южную сторону. Оттуда открывался чудесный вид на великолепные земли Паласио.

— Когда-то это была комната моей матери, — сказал Мигел.

Элинор смотрела на окружающую ее роскошь — покрытые нежно-розовым атласом стены, толстый кремовый ковер, тяжелые расшитые золотом портьеры, занавески, огромную кровать под балдахином… Ей было так уютно в объятиях Мигела! Она остановила взгляд на массивном арочном дверном проеме, отделявшем комнату от соседней. Дверь была слегка приоткрыта. Элинор увидела вторую комнату, такую же прекрасную, как эта. От своих мыслей она покраснела.

Мигел осторожно коснулся пальцами ее подбородка.

— Да, любовь моя, я очень скоро туда перееду.

— Как мне нравится эта комната! — воскликнула Элинор. Ее недавно беспокоило, что придется занять комнату Доры, но ей следовало знать, что Мигел очень чуткий и все поймет. Он отдал ей комнату, которую она займет потом. Казалось, ее сердце переполнилось любовью. — Эти выходные станут самыми чудесными в моей жизни, — прошептала она.

— Одними из самых чудесных, моя дорогая, — поправил ее Мигел. — Мы навсегда их запомним, но нас ждут более чудесные времена.

Он, конечно, оказался прав. Солнечный день в июне стал «ее прекрасным днем». Их свадьба была не такой пышной, как свадьба Карлоты и Санчеса. Но все же о ней говорили еще долгое время спустя, вспоминая гордое великолепие жениха и нежную красоту невесты, которая не пыталась скрыть своих чувств у алтаря и вся просияла и с обожанием взглянула на своего молодого мужа, подставив для поцелуя нетерпеливые сочные губы.

— Моя обожаемая графиня, — нежно прошептал Мигел, а потом выпрямился и встал в позу, полную благородного достоинства, как это и ожидалось в обществе от прославленного графа Рамиро Висенте Мигела де Каштру.