— Что-то не так? — полюбопытствовал он.
— Мне кажется, твоя супруга думает, будто мы болтали о ней. — Эти слова прозвучали как вызов.
Тони затаила дыхание, сожалея о минутной вспышке, которая вынудила ее затронуть эту скользкую тему.
— Мадам Ламбедес показалось, — сказала она с наигранной беспечностью, поднося бокал к губам.
Муж странно посмотрел на Антонию.
— Я заинтригован. Одной из вас лучше утолить мое любопытство, — произнес он.
— Твоя жена говорила о том, как неприятно не понимать чужой язык. Она намекнула, что о таком человеке могут сплетничать в его присутствии, а он не будет об этом знать, — коротко объяснила ему Эвианиа.
— Это было обычное, ничего не значащее замечание. — Длинные ресницы Тони опустились, скрывая от пытливого взгляда мужа выражение ее глаз. — Мадам Ламбедес, очевидно, неверно истолковала мои слова.
Больше эта тема не затрагивалась, но девушка до конца приема ощущала себя неуютно. Один или два раза, когда приглашенные что-то говорили по-гречески, она ловила на себе изучающий взгляд супруга. Антония сохраняла каменное, равнодушное выражение лица и надеялась, что эта уловка окажется действенной. Но она поклялась себе впредь быть осторожнее. Ведь Тони уже так далеко зашла в своей мистификации, что не существовало способа обнаружить свое знакомство с греческим языком так, чтобы не выглядеть при этом очень глупо.
В конце концов гости разъехались, и девушка осталась наедине с Даросом.
— Ты поступила мудро, прислушавшись к моему предупреждению, — заявил он, пытаясь подавить зевок. — Надеюсь, урок был усвоен.
Ее глаза сверкнули.
— Обязательно надо издеваться над моей заботой о твоих чувствах? — рявкнула его жена, и черные брови мужчины взлетели наверх.
— Забота? — насмешливо повторил судовладелец. — Капитуляция — вот нужное тебе слово.
— Если такая формулировка тешит твое самолюбие, — парировала Антония с завидной сдержанностью, — тогда тебе вскоре придется расстаться со своими иллюзиями.
Дарос расхохотался:
— Если кто и пребывает во власти иллюзий, так это ты. Ты уже должна была понять, что меня сердить не стоит, — самоуверенно произнес он. — Однако ты из кожи вон лезешь, чтобы досадить мне. Почему, я не в силах понять, хотя какая-то причина наверняка существует.
Какая-то причина! Однажды он о ней узнает!
— Я иду спать, — уклонилась от продолжения разговора Тони и вышла из комнаты.
Она слышала, как мужчина поднялся в свою спальню несколько минут спустя. Машинально покосившись на незапертую дверь между комнатами, девушка подумала об Оливии и о том, какой была эта женщина. Судя по всему, красивой и чувственной. Антония отдавала предпочтение этому слову, по сравнению с тем эпитетом, который использовала Эвианиа, называя бывшую невесту Дароса более сексуальной, чем Тони. Интересно, из-за какого проступка Оливии помолвка была разорвана? И действительно ли надменный грек никогда не сможет забыть эту женщину, как утверждала Эвианиа? Оливия сожалела о неприятностях, причиненных Даросу. Вполне вероятно, они отбросят свои разногласия, когда мистер Латимер вновь обретет свободу. Неизвестно почему расстроившись, девушка наконец легла в постель. Она продолжала думать о прекрасной незнакомке, которая каким-то образом узнала, что дед Дароса угрожал Антонии, а следовательно, и о том, что брак мог быть не более чем видимостью. Оливия, естественно, с энтузиазмом начнет соперничать с Тони, если судовладелец согласится простить обиду, нанесенную бывшей невестой.
«Соперничать». С какой стати это слово возникло в ее мыслях? Ни о каком соперничестве между Оливией и самой Антонией и речи быть не может. Пусть бывшая высокомерная невеста и получает своего властолюбивого со всеми потрохами, и удачи ей!
Но постепенно девушкой начало овладевать очень странное чувство, чувство, которому она не могла дать названия. Оно не давало Тони уснуть и заставило ее полночи ворочаться в постели.
Ее последние мысли перед погружением в дрему были, однако, о Чаритосе Леонти и прогулке, о которой они условились по телефону. Миссис Латимер хотела взять с собой племянников, но Леонти удалось убедить девушку, что ей нужно отдохнуть от сорванцов.
— За детьми же могут присмотреть слуги, — подал идею парень. — Как насчет экономки? Она не займется ими на полдня? В конце концов, ребятишки уже не младенцы.
— Хорошо, я поеду без них, — сдалась Антония. — О них позаботится Мария, как ты и советуешь.
— Отлично. Мы съездим в Родос, пообедаем там, после чего ты сможешь пройтись по магазинам, если захочешь, — предложил Чаритос. — А потом я покажу тебе город.
По магазинам! У Тони не было ни единой драхмы!
— Давай не будем тратить время на магазины, Леонти, — попросила девушка. — Я предпочитаю экскурсию.
Таким образом, они обо всем договорились. Миссис Латимер почувствовала слабое угрызение совести, из-за того, что оставляла детей. Но с другой стороны, она с нетерпением ждала вечера, который должна была провести в обществе Чаритоса.
Пообедав в «Гранд-отеле», они направились в сторону старого города, с его массивными стенами, построенными рыцарями-крестоносцами, и диковинной турецкой архитектурой. Узкие окна, прикрытые узорными решетками, казалось, с виноватым любопытством взирали на узкие кривые переулочки внизу.
Когда они прошли сквозь великолепные Морские ворота, окружающее внезапно изменилось, подобно декорациям в театре. Несколько шагов — и Запад остался позади, а перед их глазами предстал восточный город.
— Потрясающе! — воскликнула Антония. — Здесь так уютно: все из булыжника, и здания средневековые, и мечети с минаретами!
Чаритос расхохотался над ее незамысловатым описанием этих кварталов. Почувствовав ее внезапно возникшую симпатию, он взял Тони за руку.
— Деревья и забавные маленькие переулочки, — добавил парень, подыгрывая ей. — Дома со сводчатыми арками входов, которые словно подпирают друг друга.
— И ощущение изолированности и какой-то тревоги.
— Сказывается влияние старых порядков, — пояснил спутник. — Долгое время греки должны были покидать старый город к восьми часам вечера.
— Они боялись турок? — предположила девушка.
— Нет, это турки их боялись. Мы не всегда были такими добрыми и нежными, как сейчас, — добавил он, смеясь.
«Добрыми и нежными»? Тони не стала бы использовать эти слова, описывая одного властолюбивого и самодовольного грека. Однако, может быть, он унаследовал некоторые свои пороки от отца-англичанина? Возможно, но маловероятно. Англичане совсем другие, решила Антония, преданная своим соотечественникам.
— Как ты относишься к идее что-нибудь выпить? — поинтересовался Чаритос через некоторое время. — Это солнце вызывает жажду.