Добивая в спины нескольких последних степняков, я уже было подумал, что на сегодня это все, но не тут-то было! К Городу из близлежащего лесочка уже направлялась конница, которую я не заметил во время своих упражнений. И секунд через десять она должна была оказаться совсем рядом со стеной.
– Всем лучникам приготовиться! – крикнул я и бросился к тому месту, где оставил свой лук.
К моему счастью, на него никто не наступил, поэтому я быстро подхватил его и понял, что стрел у меня осталось не больше двух десятков, а всадников было явно больше.
– Лучники, залп! – крикнул я воинам на стене, начав стрелять сам.
У меня получалось хорошо, а у защитников Города – не очень. Кочевники не потрудились взять с собой факелы, чтобы осветить себя, поэтому четко их видел один я. Остальные жители Города не обладали таким хорошим зрением, позволяющим видеть в кромешной тьме, а огонь факелов не мог развеять ее дальше полусотни шагов. Кочевники стали соскальзывать с седел один за другим с моими стрелами в телах, но тут я увидел, что оставшиеся натягивают луки.
– Всем лечь! – рявкнул я, когда нападавшие на бегу открыли беспорядочную стрельбу.
Крики на стене показали, что не все защитники успели выполнить мой приказ, что сыграло на руку кочевникам. Воины Хагела были весьма заметны на стене в свете факелов и горевших крыш, а потому представляли собой замечательные мишени. Когда я выпустил последнюю стрелу, нападавшие лишились двадцати двух всадников, но остальные уже доскакали до городской стены и прямо с лошадей стали через нее перепрыгивать, доставая сабли. С десяток гадов увидели меня и попытались приласкать клинками, но я выпустил лук из рук, сбил с лошади первого попавшегося ударом своего лезвия в грудь и запрыгнул в седло, понимая, что мне нужно находиться на одном уровне с нападавшими, а не бегать за каждым и подпрыгивать.
Дело пошло веселей – пришпорив лошадь, я срубил головы пяти ближайшим кочевникам и бросился на подмогу горожанам, проехав по настилу над рвом и перепрыгнув через стену, по примеру кочевников, прямо с седла. А защитникам приходилось туго – больше двух десятков воинов с налету перемахнули через стену и уже устроили на улице кровавую баню, подавляя их своим яростным напором. Я сразу же включился в бой, бросаясь туда, где кочевников было больше всего. В один из моментов схватки, полоснув степняка поперек живота, снеся вторым клинком голову следующего, я вдруг увидел впереди Глена, который самоотверженно рубился с опытным воином кочевников. Эта схватка длилась всего две секунды, понадобившиеся мне, чтобы вонзить один меч в сердце ближайшего и достать из ножен кинжал.
Но я не успел всего на мгновение – мой кинжал вонзился в глаз кочевнику как раз в то мгновение, когда тот пропустил мимо себя неумелый удар Глена и вонзил ему в грудь свою саблю. Ярость бурной волной поднялась из глубины души, превратив меня в дикого зверя. Зарычав, я ускорился и почувствовал упругое сопротивление воздуха, платя за это растяжением мышц и долгими минутами боли, которая придет впоследствии. Срубив головы еще семерым кочевникам, находившимся в пределах моей досягаемости, я мигом оценил ситуацию и понял, что оставшихся здесь воины Хагела прикончат без меня. Поэтому, метнув клинки в двух степняков, которые медленно перелезали через стену, я подхватил лук с колчаном, что валялся рядом с одним из убитых горожан, и наложил стрелу.
Сбив тремя выстрелами тех, которые как раз очень удачно высунули свои головы из-за стены, я помог воинам, прикончив еще одного кочевника, оставшегося на ногах, а затем подбежал к стене и стал максимально быстро выпускать стрелы во вражеских всадников под ней, постепенно возвращая себе нормальное восприятие времени. Когда в живых осталось всего пятеро нападавших, они поняли, что их атака окончательно провалилась, и повернули коней к лесу. Но мои стрелы доставали их, впиваясь в затылки и незащищенные спины.
Когда остался последний, краем сознания я подумал, что, вообще-то, мне очень нужен пленный, а я тут всех убиваю направо и налево. Хоть бы оглушил кого-нибудь! Убрав лук, я сформировал магический захват и вытянул вперед, надеясь добраться до всадника, который скакал, тесно прижавшись к лошади и стремясь слиться с ней. Мой захват вскоре нащупал шею коняги и туго обвил ее. Сосредоточившись, я рывком опрокинул лошадь вместе с седоком на землю, а затем в который раз перепрыгнул через стену и отправился за пленным, понимая, что он – мой единственный шанс узнать нужные сведения.
Вот только на полдороге, по начинающей таять ауре, я понял, что кочевник мертв. Лошадь со всего размаху упала на него и смяла человека практически в лепешку. Остановившись, я проверил магическим зрением все окрестности, но больше человеческих аур в пределах моей видимости не наблюдалось – видимо, степняки и в самом деле закончились. Раздраженно сплюнув, я поспешил назад, надеясь, что хоть в Городе раненые кочевники должны остаться. В очередной раз перелезая через стену, я едва успел увернуться от свистнувшего над моей головой меча одного из воинов.
– Тихо! – крикнул я. – Своих-то рубить не надо!
Спрыгнув со стены, я увидел, что горожане уже потушили практически все горящие крыши и начали заниматься ранеными. Пройдясь по месту драки, я убедился, что ни одного живого кочевника защитники мне не оставили, и опять сплюнул. Все летит демонам под хвост! (Если они здесь хвостатые, конечно.) Операция проведена бездарнее некуда – куча трупов и никакой информации.
«Еще и новоявленного жениха не уберег, – с сожалением подумал я, обходя мертвые тела нападавших. – Теперь Ларе придется самой растить ребенка. Нехорошо получилось, но я хотя бы постарался».
Впитывая остатки энергии из мертвых тел и переправляя их в сафрус, я подумал, что нужно будет собрать свое оружие. Первым делом я пошел за кинжалом, который остался в глазнице у кочевника, убившего Глена. Воины и горожане почтительно расступались передо мной, но я совсем не обращал на это внимания. Мне был понятен их испуг, ведь я один убил почти половину всех нападавших, но сам при этом не получил ни царапины. Такого поневоле бояться начнешь! Да и ладно, не буду я с ними налаживать отношения, пускай опасаются, пускай восхищаются, мне абсолютно на это начхать. Как только добуду нужную информацию, передам ее Фариаму, и пускай уже он сам с ней разбирается.
Подойдя к трупу кочевника, я выдернул кинжал и еще раз с сожалением посмотрел на тело Глена. И тут же очень удивился – Глен был еще жив! Его аура пока держалась в теле, а когда я наклонился над ним, то услышал его хриплое дыхание. Осмотрев бойца, я обнаружил, что сабля кочевника насквозь пробила ему грудь совсем рядом с сердцем, и лишь чудом его не задела, повредив несколько ребер и легкое. Когда я перевернул Глена, то хриплое дыхание сменилось бульканьем, а в уголках рта появилась кровь. Я понял, что нужно спешить, и достал флягу из внутреннего кармана, не обращая внимания на любопытных, что уже окружили нас. Первым делом я вытащил зубами пробку, а потом одним рывком выдернул из раны саблю кочевника. Потекла кровь, но я моментально опрокинул в рану фляжку с целебной жидкостью, надеясь на лучшее.
Да, эта рана практически смертельная и, вполне возможно, это был простой расход ценного продукта, но я не мог поступить иначе. Подняв голову Глена, я влил ему в рот еще несколько глотков лимэля, надеясь, что зелье поможет и на этот раз. Несколько минут ничего не происходило, а потом я увидел, как края жуткой раны на груди начинают медленно сходиться. Я принялся им помогать, выравнивая и прижимая друг к другу. Под изумленные возгласы Глен закашлялся и открыл глаза. Я помог ему повернуться на бок, чтобы он мог выкашлять всю еще не запекшуюся кровь из поврежденного легкого, а затем дал выпить еще несколько глотков лимэля, а несколько капель вылил ему на спину в том месте, где был разрез.