Он тотчас потерял способность сосредоточиться. После возвращения во Францию начал подвергать сомнению прежде незыблемые истины, его раздражала любая мелочь, которую он считал незначительной. Обвинил Дево, одного из старших берейторов, в том, что тот «застрял в прошлом». Только прогуляв три тренировки подряд, после чего конюх предупредил Анри, что его отчислят, он понял: необходимо собраться. Он изучал труды Ксенофонта, заставлял себя усиленно работать. Не совал свой нос куда не следует. Его поддерживали все более частые письма Флоренс, обещание приехать к нему летом. И спустя несколько месяцев, возможно как вознаграждение, ему дают заглавную роль на Карусели – исполнить крупаду, одну из самых трудных фигур в верховой езде. Назначили его вместо Пикара, что стало последней каплей для этого заносчивого молодого человека, который и без того считал себя ущемленным.
Grand Dieu оседлал свою лошадь, крепкого португальского жеребца, и подъехал к Анри:
– Не подведите меня, Лашапель. Начнем с этого вечера новый отсчет.
Анри кивнул, от внезапно охватившего его волнения потеряв дар речи. Он оседлал своего коня, сжал уздечку, проверил, ровно ли сидит на голове черная фуражка. Доносился приглушенный гул толпы; потом заиграл оркестр, и тысячи зрителей затаили дыхание в предвкушении. Он слышал, как его собратья прошептали: «Удачи!» – и направил Геронтия на свое место, в центр точно выверенной шеренги лоснящихся, украшенных лентами лошадей. Его конь радостно ждал первых команд. Раздвинулся тяжелый красный занавес, и они оказались на освещенной прожекторами арене.
Повседневная жизнь Кадр-Нуар была далеко не так спокойна и выверена, как отрепетированный выезд двадцати двух наездников на публичные выступления. Она скорее изматывала как физически, так и интеллектуально. Каждый день Анри Лашапель чувствовал себя изнуренным. Его почти до слез доводили бесконечные придирки старших берейторов, неспособность заставить нервных лошадей идеально брать препятствия. Он чувствовал, хотя не мог этого доказать, что к подобным ему, попавшим в элитную школу из армии, относились с предубеждением. В отличие от гражданских, победивших на спортивных соревнованиях по верховой езде представителей высших классов французского общества, у которых всегда были привилегии в выборе лошадей и неограниченное время для оттачивания мастерства. В теории все в Кадр-Нуар были равны, отличия создавало только мастерство. Но Анри понимал, что на самом деле равенство ограничивалось их суконной униформой.
Медленно, но верно, трудясь с шести утра до позднего вечера, батрак с фермы в Туре заслужил репутацию человека работоспособного и умеющего найти подход к самым непослушным лошадям. Старшие берейторы, наблюдая за Анри Лашапелем из-под козырьков черных фуражек, замечали, что он умел укротить лошадь. Он был sympathique [9] . Поэтому, помимо любимого Геронтия, ему был поручен Фантом, взрывной серо-стальной жеребец, почти неуправляемый. Всю неделю Анри раздумывал, не взять ли на эту роль Фантома. Но сейчас, когда взгляды публики были прикованы к нему, слушая прекрасные звуки скрипок, чувствуя ровный ход Геронтия, он вдруг и в самом деле ощутил себя, говоря словами Ксенофонта, «человеком с крыльями». Он чувствовал на себе восхищенный взгляд Флоренс и знал, что позже прикоснется губами к ее коже, и гарцевал еще искуснее, еще элегантнее. Только конь-ветеран был способен дать такую легкость; от удовольствия он прядал ушами. Вот для чего я создан, подумал Анри с благодарностью. Все, что мне нужно, – здесь. Он видел огни факелов, мерцающие на древних колоннах, слышал глухое постукивание копыт лошадей, которые то медленно сходились, то расходились вокруг него. Он пустил коня легким галопом, чтобы занять место в строю по периметру большого манежа, и на миг позабыл обо всем, кроме Геронтия под собой, который так красиво двигался, так грациозно перебирал копытами, что Анри едва удерживался от смеха. Старый конь красовался.
– Лашапель, выпрямись! Сидишь в седле как крестьянин.
Анри прищурился и увидел Пикара, который сначала поравнялся с ним, а затем обогнал, едва не задев плечом.
– Что ты так ерзаешь? – прошипел тот едва слышно. – Твоя шлюшка наградила тебя чесоткой?
Анри хотел ответить, но Grand Dieu скомандовал: «Левада!» – и шеренга наездников подняла коней на дыбы. Раздались бурные аплодисменты.
Когда передние ноги лошадей вновь коснулись земли, Пикар отвернулся. Однако его голос был отлично слышен.
– Трахается она тоже как крестьянка?
Анри закусил губу, стараясь не терять хладнокровия. Он не хотел, чтобы его гнев передался добродушному коню. Он слышал, как диктор пояснял технические детали движений ездоков, и пытался собраться с мыслями, сосредоточиться. Еле слышно он повторил слова Ксенофонта: «Гнев подрывает эффективное общение с лошадью». Он не позволит Пикару испортить ему вечер.
– А сейчас, дамы и господа, вы увидите, как месье де Кардон исполнит леваду в центре арены. Обратите внимание, как лошадь сохраняет равновесие, опираясь на задние ноги, согнутые под углом точно в сорок пять градусов.
Краем глаза Анри заметил, как откуда-то сзади появилась черная лошадь, и услышал взрыв аплодисментов. Он заставил себя сосредоточиться, чтобы удерживать внимание Геронтия. Но он не мог забыть лицо Флоренс в тот миг, когда Пикар выкрикивал оскорбления, проезжая мимо нее, как она встревожилась. А что, если она понимает по-французски лучше, чем показывает?
– А сейчас вы увидите Геронтия, из наших самых старых коней, который исполнит каприоль. Это наисложнейшая фигура как для лошади, так и для наездника. Лошадь подпрыгивает, вытягивая в прыжке задние ноги.
Анри осадил Геронтия, потягивая уздечку и слегка пришпоривая. Он почувствовал, как лошадь начала раскачиваться под ним, выполняя тер-а-тер и переходя на галоп. Я им покажу, подумал он. А потом: я ему покажу.
Все остальное исчезло. Был только он и под ним старый бравый конь, набирающий скорость. Потом с криком «Derrière!» [10] он хлестнул хлыстом коня по крупу и впился шпорами ему в живот. Геронтий прыгнул, вытянув задние ноги горизонтально земле. Анри ослепили вспышки фотоаппаратов. Трибуны вскрикнули в восторге «О-о-о!» и разразились аплодисментами. Легким галопом он направился в сторону красного занавеса, бросив по пути взгляд на Флоренс: она вскочила с места и аплодировала ему, на ее лице сияла гордая улыбка.
– Bon! C’était bon! [11]
Он спешился, погладил Геронтия по спине и последовал за инструктором. До него доносились одобрительные возгласы, потом темп музыки на арене сменился. Выглянув из-за красного занавеса, Анри увидел, как два других берейтора выполняли фигуры, управляя лошадьми с помощью двух длинных поводьев.
– Фантом очень нервничает. – Появившийся конюх озабоченно нахмурил черные брови. Он пожурил серого коня, кружившего возле них. – Анри, следи за ним.