– Но мы ничего не знаем о лошадях. Социальный работник ничего об этом не говорила.
– Социальный работник не в курсе. Сара скрывала: думала, если они узнают, заберут его у нее. Она права?
– Понятия не имею. – Наташа пожала плечами. – Боюсь, таких прецедентов не было.
– Я был вынужден дать обещание, что мы ничего не расскажем.
– Мы не можем этого обещать! – Наташа бросила на него скептический взгляд.
– Я пообещал. А она пообещала, что не будет больше прогуливать уроки. Мне показалось, это хорошая сделка.
Мак отвез Сару в школу во время перемены на обед. В спешке набросал объяснительную записку. Она не могла поверить, что он с ней заодно.
– Это только раз, – предупредил он, понимая, что был слишком мягок. – Мы разберемся, когда ты вернешься домой. Ладно?
Она кивнула. Не сказала спасибо, отметил Мак с грустью и посмеялся над собой, отъезжая. Думаю, как родитель. Как часто он слышал жалобы друзей на их якобы неблагодарных детей.
Наташа села. Пробормотала что-то о трудном деле, связанном с внутрисемейным насилием. Будто он мог понимать, о чем идет речь. Осознал, не без чувства вины, что многие годы не слушал ее, когда она говорила о своей работе.
– Слушай, Таш, не все так плохо. Она не употребляет наркотики. Не влюблена в какого-нибудь идиота. Она просто девочка-подросток, увлеченная лошадьми. Мы с этим справимся.
– Тебя послушать, все просто. – В голосе Наташи слышалось возмущение. – Но это не так. Ей одной не справиться с лошадью. Поэтому она и прогуливает школу. Ты мне сказал, что всю основную работу делал дедушка. Кто будет этим заниматься, пока она учится? Ты?
– Я вряд ли. – Он засмеялся. – Я ничего не знаю о лошадях.
– А я и того меньше. Есть кто-нибудь, кто может ее заменить?
Мак вспомнил американца с его сомнительными сигаретами.
– Не думаю. Я тебя понимаю. Положение и правда трудное.
Какое-то время они сидели молча.
– Знаешь, – сказала Наташа, не глядя ему в глаза, – у меня есть одна идея.
Познакомьте его со всеми видами и со всеми шумами. Когда жеребенок пугается от какого-то вида или шума, его следует учить, не журя, но успокаивая, объясняя, что бояться нечего.
Ксенофонт. Об искусстве верховой езды
Очевидно, идея насчет Кента была нелепой изначально.
– Нет! – Сара наотрез отказалась перевозить лошадь. – Он должен быть здесь, где я могу за ним присматривать.
– На ферме Хоув он будет в полной безопасности. У миссис Картер большой опыт ухода за лошадьми.
– Она не знает его. Вокруг него будут люди, которых он не знает.
– Думаю, миссис Картер знает о лошадях даже больше тебя.
– Да, но она не знает его.
Странно, подумала Наташа: девочка, которая столько дней почти всегда молчала, теперь говорила на повышенных тонах.
– Сара, у тебя нет времени, чтобы все делать самой. Ты прекрасно это знаешь. Если хочешь, чтобы мы были на твоей стороне и не сообщили в органы опеки, ты должна согласиться, что нам надо найти другой способ заботиться о нем, пока твой Папá болеет. На ферме Хоув за ним станут ухаживать всю неделю. Мы будем приезжать на выходные, и ты сможешь проводить с ним целые дни.
– Нет. – Сара скрестила руки на груди и стиснула зубы. – Я не оставлю его в незнакомом месте.
– Ты с ним познакомишься. И потом, это временная мера. На ферме условия лучше, чем те, в которых он содержится сейчас.
– Он счастлив там, – с раздражением ответила Сара и бросила на Наташу гневный взгляд. – Вы ничего о нем не знаете. На Спеапенни-лейн он живет счастливо.
– Но так ничего не получается. – Наташа с трудом сдерживалась. – Пока твой дедушка не вернется, нам самим не справиться. Тебе не справиться.
– Вы не отнимете его у меня.
– Сара, не драматизируй. Никто не собирается отнимать его у тебя.
– Представь, что это для него каникулы. – Мак распластался на диване и ел яблоко. Наташе приходилось напоминать себе, что это был и его дом тоже. – Может весь день носиться по лугам – или что там еще делают лошади. Лучше, чем торчать взаперти под железнодорожным мостом.
От внимательного глаза юриста не ускользнуло, что слова Мака на девочку произвели впечатление. На мгновение показалось, что Сара сдалась.
– Не думаю, что он проводит много времени, бегая по лугам, так? – Мак бросил огрызок в мусорную корзину.
Тот попал точно в цель, глухо стукнувшись о металл.
– Иногда я разрешаю ему побегать на длинной веревке, – сказала Сара, оправдываясь.
– Но это ведь не идет ни в какое сравнение со свободой, когда он может скакать куда захочет?
– Но он никогда не был в фургоне для перевозки лошадей.
– Значит, научится.
– И он…
– На самом деле, Сара, не хочу ссылаться на закон, но это не обсуждается, – строго сказала Наташа. – У тебя нет времени ухаживать за ним и учиться. Мы с Маком ничего не знаем о лошадях и не можем помочь тебе. Мы будем рады оплатить его содержание на ферме Хоув, а когда твой дедушка поправится и вернется домой, оплатим перевоз лошади обратно, и вы заживете своей привычной жизнью. А сейчас, простите, мне нужно работать.
Выходя из комнаты, она замешкалась. Когда она упомянула дедушку Сары, у Мака сделалось растерянное лицо, будто он знал о чем-то и молчал. И долго еще Наташа чувствовала испепеляющий взгляд Сары у себя на спине.
Переезд обернулся катастрофой. Они наняли профессиональную фирму из Ньюмаркета для транспортировки Бо, как Сара его называла, в субботу. Потом Мак рассказал Наташе, что огромный грузовик с трудом втиснулся в узкую Спеапенни-лейн. Кроме того, водителя привел в замешательство адрес конюшни. Замешательство только усилилось, когда он увидел двор.
– Он привык иметь дело со скаковыми лошадьми, – сказал Мак. – Шикарными конюшнями.
– Не удивляюсь, учитывая цену, которую они заломили, – резко заметила Наташа.
Конь, уже почуявший неладное, отказывался входить в грузовик. Сара просила и умоляла его, орала, чтобы все отошли назад, несколько раз пыталась направить его по пандусу в обитый плюшем фургон. Но Бо упирался, пятился, от страха несколько раз вставал на дыбы, распугивая небольшую группу прохожих, собравшихся посмотреть. Мак сказал, что чем дольше это будет продолжаться, тем больше соберется зевак. А лошадь все больше нервничала, обливалась потом и закатывала глаза, становясь неуправляемой. Мимо проносились мальчишки на скутерах, застрявшие из-за фургона водители нетерпеливо жали на клаксоны. Ковбой Джон стоял у ворот и курил. Он, сдвинув шляпу назад, качал головой, словно все происходящее вызывало в нем неодобрение.