— Я сказала, что мне нечем похвастаться в той сцене, когда я подменяла вас.
— О, дорогая, еще как есть! Вы были просто восхитительны! Честное слово! Я наблюдала, как вы неслись. Высший класс!
Я сделала глоток сладкого напитка и пробормотала, что мне приятно это слышать.
— И даже падение, хотя лично я не сделала бы этого ради всех сокровищ мира, было продумано.
— Ничего подобного, — возмутилась я.
— Нет, конечно же нет. Я хочу сказать, что этот эпизод был далеко не так прост, как могло показаться, и я была совершенно права, отказавшись в нем участвовать. Ведь, как говорит Николас, он оказался не под силу даже такой опытной и умелой наезднице, как вы, то есть я хочу сказать — не все прошло гладко. Иными словами, с накладками.
Я не ответила. Что и говорить, мне льстила оценка мистера Пембертона. Опытная и умелая! Я уставилась в стакан с лимонадом. Когда мое первоначальное раздражение в его адрес сошло на нет, оставалось лишь удивляться, что в таком милом месте, как Дервент-Лэнгли, люди на пустом месте распускают слухи — и отличным примером этого была сплетня, что мисс Сильвестр раздосадовало мое перевоплощение в ее дублера.
— Хотя должна сказать, — продолжила Сильвия, — я ужасно перепугалась, когда вы упали. Знаете, я проклинала себя. Да, да, так и было. Поэтому он и настоял, чтобы вас осмотрел врач… Ник, я имею в виду. Он знал, что я не успокоюсь, пока с вами не будет все в порядке. Я надеюсь, вам понравились цветы? Он преподнес вам розы, не так ли? Красные розы? Он, Николас?
Она внезапно выпрямилась и, широко распахнув глаза, пристально уставилась на меня:
— Дорогая! По вашему лицу я вижу, что он этого не сделал! Ах, подлец! Законченный подлец! — Нахмурившись, она топнула ножкой в мягкой туфельке. — Просто невероятно! Должно быть, вы сочли меня безмозглой и тупой эгоисткой!
Воспоминание, что совсем недавно я именно так о ней и думала, заставило меня залиться краской вины. И теперь, глядя в эти невинные голубые глаза, я сокрушалась, что позволяла себе такие недостойные мысли и так безжалостна была в суждениях.
— Что ж, могу сказать, — возмущенно продолжила мисс Сильвестр, — я лишь рада, что могу вам сделать маленький сюрприз. И без всякой помощи ни с его стороны, ни с чьей бы то ни было!
— Ваш сюрприз? — переспросила я.
— Да, дорогая. Мой сюрприз для вас.
Оставалось надеяться, что я не выдала охватившего меня смущения. Я не привыкла к экстравагантной импульсивной манере поведения, принятой в киномире, и теперь искренне недоумевала, какого от меня ждут ответа. Но, похоже, мисс Сильвестр вообще его не ждала. Ибо она тут же перешла на совершенно другую тему:
— Надеюсь, вы-то будете на завтрашнем балу?
Я сказала, что буду — по крайней мере, какое-то время. Мать останется у миссис Меллор, а Таня в Лондоне, так что я, скорее всего, появлюсь.
— Отлично. Николас будет страшно огорчен, если никто из семейства Вогенов не придет. Он сочтет это неуважением в свой адрес. Но вы не имеете права лишь заскочить на минутку! Вы должны явиться к самому началу и остаться до конца. Что вы наденете?
— У меня еще не было времени подумать. Только что кончились школьные занятия. Я предполагаю, что, как и все, воспользовавшись предложением мистера Пембертона, пороюсь в ваших запасах.
Прежде чем я успела кончить фразу, мисс Сильвестр одарила меня нежной улыбкой. И с очаровательной детской непосредственностью захлопала в ладоши:
— О нет, вам не придется этого делать, дорогая Розамунда. После той услуги, что вы мне оказали…
Вскочив на ноги, она, как расшалившийся ребенок, принялась носиться по узенькому балкончику.
— Вот это и есть мой сюрприз! Это я и замыслила. Ну не умница ли я? Я-то догадывалась, что вы не будете утруждаться поисками костюма, поэтому подобрала самый потрясающий. Для вас!
Она еще раз звякнула в колокольчик, и, словно по приказу волшебной лампы Аладдина, перед ней немедленно предстала бесстрастная костюмерша.
— Габби, принесите те коробки, — велела Сильвия. — Вы знаете какие. И быстрее!
Стеклянная дверь снова закрылась за костюмершей. Мисс Сильвестр что-то мурлыкала про себя. Вдруг она неожиданно прервалась и сказала:
— Не надо так смущаться, Розамунда, прошу вас. — Театральным жестом она широко раскинула руки. — Я люблю дарить моим друзьям красивые вещи. Как восхитительно, когда есть такая возможность!
Она весело рассмеялась, а я, сглатывая странный комок в горле, подумала, что теперь-то могу понять, почему мистер Пембертон так обожает ее. И еще я поняла, что лицо мое окаменело не столько от смущения, сколько от этого внезапного грустного озарения.
— Кроме того, — продолжала Сильвия, — костюм предназначался для меня, для сцены бала, но я решила, что этот цвет мне не подходит. Но вы в нем будете просто очаровательны. А, вот и вы, Габби! Вас только за смертью посылать. Вещей тут целая куча.
Костюмерша мисс Сильвестр с трудом внесла пирамиду, которую, на мой взгляд, составляли три коробки с платьями и две шляпные картонки.
— Вот все и на месте, дорогая Розамунда. Все для бала. Маска, парик, туфельки, украшения. Габби, позвони и попроси, чтобы все это отнесли на квартиру мисс Воген. Нет, не благодарите меня, Розамунда, прошу вас. Это самое малое, что я могу для вас сделать. — Блаженно улыбаясь, мисс Сильвестр наблюдала, как костюмерша отправилась выполнять ее указание. Прислонившись к кованой ограде балкона, она, склонив голову, посмотрела на меня. Хотя ей было столько же лет, сколько и мне, разве что она была на пару лет старше, внезапно мне показалось, что передо мной стоит милый и наивный ребенок.
— Я ничем вас не обидела, Розамунда? Вы же наденете этот наряд, не так ли?
— Конечно.
Мисс Сильвестр откинула голову и радостно рассмеялась:
— Тогда бал получится. Только никому ни слова. Обещаете? Организуем зрелище, которому просто цены не будет. Когда мы обе там появимся, никто не догадается, кто из нас кто.
Но обе мы там не появились.
Если Сильвия и пришла на бал, то я ее там не видела. Равно как и никто другой. Ибо человек в маске и парике, исполнявший роль швейцара при входе в гостиную, шепнул мне: «Добрый вечер, мисс Сильвестр», а его напарник, могу ручаться, подмигнул, вручая белую карточку с напечатанным на ней словом «День».
Должна объяснить, что, поскольку двери дома были широко распахнуты настежь, киногруппа принимала всех, кто изъявил желание прийти. И еще: перед первым танцем девушки получали белую карточку, а мужчины — красную; на каждой из них было напечатано слово, вместе же они составляли хорошо известное выражение. Гостю предстояло найти свою пару, и с ней выйти на первый танец. Поэтому всех и просили прибыть точно в половине десятого, к самому началу.