Она, конечно, имела в виду свой роман с Робби. И когда мы вошли в дом, ее слова почему-то заставили меня грустно задуматься о мистере Пембертоне.
В саду осталась лишь лунная тень, и я могу доподлинно ручаться — ни я, ни Таня не думали о ней.
При свете дня все смотрится веселее и радостнее. По крайней мере, внешне. И трудно было не поддаться общему веселью, царившему в эту субботу, — отснята последняя сцена, и команда была счастлива. Последняя сцена, как это часто бывает при съемках, по сути, открывала фильм. Технически она была достаточно сложной — всадник, стоящий на вершине одного из холмов Даунса, рассматривает долину: сначала появляется каминная труба нашего дома, а потом и сам Холлиуэлл-Грейндж, тонущий в туманной завесе, что ползет от реки и близлежащих морских просторов.
Весь день был полон приездов и отъездов. Николас Пембертон, ведущие актеры, часть остальной труппы, продюсер, художник — все спешили попасть в кинотеатр в Кастл-Лэнгли, чтобы просмотреть последние отснятые куски.
Мы с Таней присутствовали при их возвращении. Мисс Сильвестр обнималась со всеми подряд, включая, естественно, Николаса Пембертона, — и даже со своей бедной затюканной костюмершей Габби.
Гарри Хеннесси был в таком приподнятом настроении, что после чаепития залез на крышу и, подвергаясь риску, оседлал каминную трубу, дабы водрузить на ней флаг Сассекса, который был при нем во время съемок, — хотя, сколько я себя помню, никаких стягов над каминной трубой не развевалось.
Короче говоря, с этим хаосом не могло сравниться даже окончание учебного года в начальной школе Дервент-Лэнгли. И даже неожиданный штормовой порыв ветра, который пронесся где-то около шести, не сказался на всеобщем воодушевлении. Стремительные порывы ветра вызывали внизу веселое столпотворение — техники укрывали оборудование в огромном фургоне, а костюмеры и осветители набились в свободный автобус, направлявшийся в деревню.
— Нет, мэм, мы слишком счастливы, чтобы тут же пускаться в дорогу, — объяснил моей матери Гарри Хеннесси, пощипывая одну из ее запеканок с лобстером. — Но, черт побери, — иронически прищурился он на струи дождя за окном и проблески далеких молний, — у вас тут стоит добрая старая британская погода. И даже более того. Но все равно мы счастливы, что сняли хороший фильм, обреченный на успех.
Все мы уютно расположились в гостиной нашей квартиры на втором этаже — Николас Пембертон, звезды, капитан Коггин и мы трое.
— Я согласна с Гарри, — расплывшись в счастливой улыбке, объявила Сильвия. — Как хорошо нам было в вашем романтичном старом доме! Силы небесные! У вас тут часто так громыхает? Я терпеть не могу гром! Но все равно — какое чудо, что мы отсняли столь восхитительные сцены. Ник, ты в самом деле уговорил организатора кинофестиваля просмотреть отснятые куски? Ник, дорогой, он действительно сказал, что ты сделал настоящую звезду? — Она взяла его за руку и кокетливым властным движением повлекла за собой, уводя от нас.
Должна сказать, что из всей киногруппы на Николасе Пембертоне веселье сказывалось в минимальной степени. Но, как мать объяснила капитану Коггину, это объяснялось большим объемом предстоящей работы над фильмом. По возвращении в «Элстри» начнется монтаж, пленку придется резать и склеивать, и нет ничего удивительного, что режиссер уже сегодня ходит бледный и озабоченный.
Разговор как-то не клеился. Наша маленькая долина была известна в Даунсе своими штормами. Их мощь объяснялась расположением окружающих холмов и туннельным эффектом, связанным с формой устья. Когда шторм доходил до нас, он словно бы попадал в ловушку чашеобразной долины, из которой не мог выбраться.
— Не обращайте внимания, — попросила мама, когда особенно громкий раскат грома, от которого у нас вздрогнула земля под ногами, отразившись от холмов, скатился в долину. — Лучше давайте праздновать.
— Розамунда, я зажгу лампы, а ты пока налей чашку Сильвии. Господи, как быстро пришла ночь!
Но дело было не только в том, что в это время года быстро темнело. Черные штормовые облака, в толще которых поблескивали молнии, затянули все небо от края до края.
Поскольку я родилась и выросла в этих местах, то слишком привыкла к штормам, чтобы бояться их. Но относилась я к ним с привычным для местных жителей уважением. Человек должен считаться с силами природы, такими, как ураганы или приливы. И тем не менее я даже как-то сочувствовала Сильвии, когда она театрально ужасалась оглушительным раскатам и слепящим вспышкам.
Как и мать, я попыталась развеселить Сильвию, наливая ей кофе:
— Здесь говорят, что чем громче раскаты, тем скорее все кончится.
— Мне тоже кажется, что долго это не продлится, — пришла мне на помощь Таня. — Скорее всего, кончится ко времени прилива.
— Черта два с приливом! — Капитан Коггин был явно не из тех, кто верит женским фантазиям. — В жизни такой чуши не слышал! Ну почему сельские женщины ровно ничего не понимают в природе? Господи помилуй! — Он вытащил из кармана старинные часы и воззрился на них. Может, причиной моей обостренной чувствительности было присутствие мистера Пембертона, или наэлектризованный воздух, или же воспоминание о той странной тени на циферблате «солнечных часов», но мне показалось, что он томительно долго рассматривает часы, делая какие-то мысленные расчеты, после чего у него разительно изменилось выражение лица.
Голосом, который мама называла военно-командным, он обеспокоенно бросил:
— Прилив начался несколько часов назад. Высшая его точка придется на полночь. Через три часа.
Он поставил чашку, которая, к моему удивлению, задребезжала на блюдце.
— А теперь, если вы позволите дать вам совет, миссис Воген, нам пора собираться в дорогу. Похоже, что шторм не собирается стихать. И вплоть до высшей точки прилива он только усилится. — Он сделал несколько шагов к окну. — Аллея уже наполовину скрыта водой. Считайте, что вам крупно повезло, если не залило двигатель. — Он бросил взгляд на Николаса и перевел его на Гарри. — Хорошо, что остальные успели уехать.
Мисс Сильвестр вскочила и с театральной аффектированностью стала искать свою сумочку. Но, похоже, она внезапно растерялась и теперь не знала, что делать, раздираемая страхами остаться или оказаться в пути во власти шторма.
Меня не покидало убеждение, что капитан Коггин, как всегда, вмешивается не в свое дело, — вплоть до той минуты, когда Николас Пембертон тихо предложил:
— Что ж, сэр, ваша машина куда старее нашей. Так что мы уступаем вам право первым двинуться в путь. Не сомневаюсь, что вы справитесь с трудностями.
— Я, мой дорогой мальчик? — поразился капитан Коггин. — Конечно же, об этом не может быть и речи! В такой шторм никому не под силу вести машину. Тем более, что моя дряхлая колымага не выдержит прямого попадания, да и ведет она себя как старый упрямый мул. Стоит упасть капле дождя, как она отказывается заводиться.
— В таком случае, — спокойно сказал Николас Пембертон, — считайте, что моя машина ведет себя точно так же. — Но стоило очередной вспышке молнии озарить комнату, как Сильвия Сильвестр разрыдалась по-настоящему.