— Мы с миссис Малленпорт хотим огласить новость личного плана и хотим, чтобы вы, моя дорогая, услышали первой.
Он мягко улыбнулся мне, а мое сердце замерло. Я уставилась на свои руки. Я предположила, что ожидается, и не возражала. Если выбирать между Хестер и Евой, что очевидно, то меня бесконечно более устраивало, что мистер Фицджеральд женится на Хестер. Несмотря на взбалмошность, она добрая девушка. Хестер успокоится и будет добра к нему, и я хотела этого. Как только новость объявят, надо принять и смириться. И скоро я уезжаю.
— Да, — задумчиво продолжал его превосходительство, — все складывалось непросто. Она доставила нам несколько неприятных минут, не так ли, моя дорогая? — Его нежный пристальный взгляд остановился на жене. — Впрочем, помнится, как несколько десятилетий назад ты, моя любовь, тоже с трудом…
Миссис Малленпорт покраснела и напомнила мужу, что он не хотел отклоняться от темы.
— Мадлен умирает от желания узнать, о чем мы говорим.
— Хестер, — быстро произнес его превосходительство.
Я улыбнулась. Так я и думала.
— Она собирается официально объявить о помолвке.
Я глубоко вздохнула и сохранила широкую и веселую улыбку.
— Мои поздравления. Я в восторге. — Я перегнулась через стол и погладила руку Хестер.
— Конечно, в восторге, — озорно блеснули ореховые глаза. — Вы сами к нему неравнодушны.
— Я?
— Ну конечно. Вы весьма упорно защищали его в тот раз, перед нашим отлетом в Вашингтон.
— Да.
— Вот видите!
— Мадлен любит его как брата, — пробормотала миссис Малленпорт.
— Помню, что ты, Хестер, была, очень жестока к нему, — вмешался его превосходительство. — Это было бурное ухаживание, как бывает между двумя людьми с сильной волей. Сначала они ненавидели, потом любили. Одно время мне пришлось быть суровым отцом и запретить им встречаться.
Хестер подмигнула мне.
Его превосходительство взглянул на часы и встал.
— При случае они нарушали этот запрет, не сомневаюсь. — Он наклонился и еще раз поцеловал жену в щеку. — Ну хорошо, мне на пару часов надо вернуться к докладу, если позволите. Оставлю вас беседовать.
— Он должен быть ужасно влюблен в вас, — заметила я, — если не послушался его превосходительства.
— Конечно. — Глаза Хестер увлажнились. — Тем более он воспитан очень строго в таких вопросах.
— Они были очень непослушны, — сказала миссис Малленпорт. — Мы очень беспокоились, хотя скрывали тревогу. Они так зверски флиртовали с другими. Вы понятия не имеете, Мадлен.
— Имеет, мама.
— Они заморочили всех так же, как нас. — Миссис Малленпорт погладила мою руку. — Уверена, что вы так не поступите, моя дорогая.
— Не ставь на это, мамуля. Много людей ненавидят друг друга, пока не уверены в своих чувствах.
— Потом наступает день, — спокойно сказала я, — когда приходит уверенность. Все становится на место.
— Точно. Я помню, когда это началось, — вздохнула она. — Помните барбекю и кошачий танец в гасиенде?
— Да.
— Тогда я поняла, что люблю его. Но все еще продолжала сопротивляться.
— Очевидно, у моей дочери доверительное настроение, — встала миссис Малленпорт. — И мне нужна Бианка по поводу завтрашнего меню. Будет, конечно, годовая помолвка по чарагваискои традиции. Завтра они выберут кольцо.
— Старинное инкское золото и чарагвайские драгоценные камни, — сказала Хестер, растопырив пальцы левой руки, словно уже видела, как оно украсит ее.
— Он очень любит Чарагвай, — сказала я.
— Любит? — воскликнула Хестер, гордо вскинув голову. — Любит? Рамон и есть Чарагвай!
— Как видите, я не потеряю дочь, но получу страну! — Миссис Малленпорт сжала мое плечо и засмеялась. Если она и заметила мое ошеломленное и удивленное молчание, то промолчала. Хотя мне почудился ее по-матерински беспокойный взгляд, когда она пересекла террасу.
Я попыталась собраться с мыслями. Мне казалось, что дон Рамон и Хестер ненавидят друг друга почти так же сильно, как мистер Фицджеральд ненавидит меня.
— Мы устроим прием в честь помолвки, — позвала из дверей комнаты приема миссис Малленпорт. — И при благоприятном стечении обстоятельств Ева успеет на нем поприсутствовать. Без Евы будет не то — и конечно, без Джеймса. И естественно, без вас, Мадлен.
— Значит, чарагваиской легенде суждено сбыться, — заметила я Хестер, когда ее мать ушла.
— Которая? — рассмеялась Хестер. — У Района они есть на все случаи жизни. Нет, это — несправедливо. Он правдивый человек — и совсем не сумасброд. У него просто новые идеи. В основном они не отличаются от наших.
— Не надо его защищать, — ответила я. — Мне очень нравится дон Рамон. Вы оба очень подходите этому месту, как первый Каррадедас и его невеста. Легенда, которую я имела в виду, говорит, что на сей раз невеста Каррадедаса сама придет к нему.
Хестер кивнула и порывисто сжала мою руку.
— Извините, что я отправила вас одну к нему в то первое воскресенье. Мы там часто встречались. Я подумала, что приду с вами, вы — такая приятная душа, поддержите мир между нами. Потом я, — пожала плечами Хестер, — просто испугалась. Он уезжал, и я подумала, что его чувства могли измениться.
— Все в порядке. Я, вероятно, сделала бы то же самое.
— Вы знаете, на что похоже, когда вы любите и в то же время отвергаете?
Я кивнула.
— И когда я увидела, как он целует вас в автомобиле, то была потрясена. Но он говорит, что это единственный способ привести меня в чувство.
— Очевидно.
— И он клянется, что это единственный раз, когда он поцеловал вас, это правда, Мадлен?
Я заколебалась. Я все еще не забыла поцелуй в гасиенде, но при этом не могла игнорировать детски просительный взгляд ее широких ореховых глаз.
Я скрестила пальцы под столом и из добрых побуждений сказала:
— Да, единственный раз.
Прошли минуты, пока я поняла, что могла подтвердить правду. Но если не дон Рамон поцеловал меня в гасиенде, то кто?
Я так и не решила эту проблему до наступления Дня Ананда и постаралась выбросить ее из головы. Как и было договорено, я встретила Петизо на площади у общежития незадолго до восьми утра этого судьбоносного воскресенья.
Остальные мальчики сгрудились, как стая скворцов, и так же возбужденно щебетали. Все были одеты в любимый воскресный цвет чарагвайцев — сверкающий черный. Все чистые и отмытые, с приглаженными волосами, в новых непривычных ботинках, сверкающих, как патентованная кожа, что приличествовало их прозвищу.