— Но я не знаю таких историй.
— Каких?
— Ты понимаешь, о чем я. Историй, способных заворожить тебя так, как твоя заворожила меня.
— О, так, значит, мой рассказ тебя увлек?
— Ты это знаешь.
— Если так, значит, моя история правдива. Увлечь может только истина.
На это Рэйчел не нашлась, что ответить. Но не потому, что утверждение Галили показалось ей несправедливым, наоборот, после некоторых размышлений она решила, что он прав. Разумеется, в понятие истины он вкладывает смысл, явно отличный от общепринятого, но, так или иначе, ход его мысли был ей понятен.
— Пойдем? — предложил он. — Думаю, яхта нас заждалась.
Когда они шли по отчаянно скрипевшим доскам настила, Рэйчел спросила у Галили, почему он назвал яхту «Самарканд». Тот ответил, что это название древнего города.
— Я никогда не слышала о таком городе, — сказала Рэйчел.
— В этом нет ничего удивительного. Он расположен далеко, очень далеко от штата Огайо.
— А ты жил там?
— Нет. Но мне доводилось там бывать. Проездом. За свою жизнь я посетил множество мест, но мало где задерживался.
— Значит, ты много путешествовал?
— Больше, чем хотелось бы.
— Но раз тебе надоели путешествия, почему бы не выбрать место по душе и не обосноваться там?
— Это долгая история. Однако ответ на твой вопрос довольно прост — я нигде не чувствую себя дома. Только там, — и он бросил взгляд в море. — И даже когда...
Он осекся, не договорив. Впервые за время их разговора Рэйчел ощутила, что мысли Галили ускользают прочь, словно, вспомнив о неких далеких местах, он затосковал по ним. Возможно, сейчас он унесся в неведомый Самарканд, а может, в иные дали. Рэйчел мягко коснулась его руки.
— Возвращайся ко мне, — попросила она.
— Прости, — тряхнул он головой. — Я снова здесь.
Они дошли до конца пристани. Яхта мягко покачивалась перед ними, словно море укачивало ее на руках.
— Мы поднимемся на борт? — спросила Рэйчел.
— Непременно.
Он отступил, пропуская ее вперед, и Рэйчел шагнула на узкий трап, переброшенный на палубу. Галили следовал за ней.
— Добро пожаловать на мой «Самарканд», — произнес он с гордостью.
Осмотр яхты не занял много времени, во многих отношениях это было ничем не примечательное судно. Галили обратил внимание Рэйчел на некоторые детали отделки, давшиеся ему с наибольшим трудом или особенно искусно выполненные, но лишь оказавшись на нижней палубе, Рэйчел и в самом деле поразилась его мастерству. Стены узкой каюты были обшиты деревом, причем цвет и рисунок древесины, вплоть до малейших сучков, были подобраны так умело, что узоры складывались в диковинные образы и картины.
— Это игра воображения или я и впрямь вижу на стенах рисунки? — спросила потрясенная Рэйчел.
— А что именно ты видишь?
— Ну... нечто вроде пейзажа... какие-то развалины и, кажется, деревья... несколько деревьев. И еще какую-то фигуру... может, это тоже дерево, а может, человек.
— Думаю, человек.
— Значит, ты выложил все это специально?
— Нет, Отделывая стены, я всего-навсего тщательно подбирал куски дерева. А потом вышел в море и через неделю увидел вокруг себя рисунки.
— Вот эти разводы похожи на чернильные пятна, — заметила Рэйчел.
— Или на тучи...
— Да, на тучи. Чем дольше смотришь, тем больше замечаешь.
— Во время долгих путешествий эти рисунки — моя отрада, — сказал Галили. — Иногда надоедает смотреть на волны и выпрыгивающих из воды рыб. Тогда я прихожу сюда и разглядываю стены. И всякий раз нахожу то, чего не видел прежде. — Он мягко положил руки на плечи Рэйчел и развернул ее. — Видишь? — И он указал на дверь в дальнем конце каюты, тоже выложенную деревом.
— Узоры на дверях?
— Да. Они ни о чем тебе не напоминают?
Рэйчел подошла поближе. Галили, по-прежнему обнимая ее за плечи, не отставал от нее ни на шаг.
— Я подскажу тебе, — сказал он, и голос его перешел в шепот. — Трава кажется такой мягкой и словно манит прилечь...
— Трава?
Она остановилась примерно в ярде от двери и вгляделась в древесный узор. В верхней части дерево было темнее, а посередине она различила горизонтальную серебристую полосу и разбросанные здесь и там силуэты, не вызвавшие у нее определенных ассоциаций. Но где же трава? И кому она кажется такой мягкой и манящей?
— Ничего не понимаю, — призналась Рэйчел.
— Тогда попытайся найти здесь девственницу.
— Какую еще девственницу? — недоуменно протянула Рэйчел.
Галили уже открыл рот, чтобы подсказать ей, но тут ее осенило:
— Джерушу? Ты ее имеешь в виду?
Галили спрятал в ее волосах свою улыбку, но не произнес ни слова.
Рэйчел внимательно посмотрела на дверь, и у нее перед глазами начала вырисовываться целая картина. Кусок испещренного мелкими пятнышками дерева в самом центре — это и есть трава, мягкое ложе, на котором лежала Джеруша. А эти темные разводы сверху, о значении которых она никак не могла догадаться, — это, конечно же, дремучие лесные заросли. Ну а широкая серебристая полоса? Разумеется, это река, сверкающая на солнце.
Теперь улыбалась Рэйчел — она была рада, что сумела разгадать загадку, но ее занимал один вопрос:
— А где же люди?
— Людей тебе придется вообразить самой, — ответил Галили. — Хотя... — Он указал пальцем на узкую и длинную прожилку. — Может, это речной человек?
— Вряд ли. По-моему, он намного красивее, чем эта загогулина.
Галили рассмеялся.
— А может, это вообще не тот лес, где встретились речной человек и Джеруша? — предположил он. — Надо будет придумать новую историю.
— Тебе нравится рассказывать истории?
— Мне нравится впечатление, которое они производят на людей, — ответил он и усмехнулся с видом заговорщика. — Слушая меня, они забывают о своих заботах.
— Потому что отправляются в твою страну? Где богатые исполнены доброты и милосердия, а бедняки несут Бога в сердцах своих...
— Ты права, это именно моя страна. Хотя раньше я об этом не думал.