МИТЧ. Хо-хо! Было бы с чего! Да их водой не разольешь.
БЛАНШ. Я не привыкла к подобным…
МИТЧ. Да, просто срам, надо же было такому стрястись именно при вас! Но не принимайте близко к сердцу.
БЛАНШ. Какая дикость! Это…
МИТЧ. Присядьте-ка на ступеньку, выкурим по сигарете.
БЛАНШ. Но я не так одета, чтобы…
МИТЧ. У нас в квартале на это не смотрят.
БЛАНШ. Какой чудесный портсигар…
МИТЧ. Я показывал вам надпись?
БЛАНШ. Да. (Смотрит на небо. Помолчав.) До чего же все в этой жизни перепутано…
Он неуверенно покашливает.
Спасибо вам — вы добрый. А мне сейчас… так нужна доброта.
Раннее утро. В уличной многоголосице есть что-то сродни церковному хоралу. А СТЕЛЛА в спальне, еще не вставала, лежит, нежась на солнышке. Лицо у нее просветленное, ясное. Одна рука покоится на округлившемся животе, из другой свисает буклет цветных комиксов. Глаза и губы ее одурманены и безразличны ко всему окружающему, как на ликах восточных идолов. На столе — словно хлев: остатки завтрака, следы прошедшей ночи. На пороге ванной валяется пестрая пижама Стэнли. В чуть приоткрытую входную дверь сияет летнее небо. На пороге — БЛАНШ. Бессонная ночь не прошла даром, и вид у нее совсем не тот, что у Стеллы. Нервно прижимает к губам костяшки пальцев; заглянула, осматривается, прежде чем войти.
БЛАНШ. Стелла.
СТЕЛЛА (лениво повернувшись). М-м-м-м?
БЛАНШ (сдавленно вскрикнув, метнулась в спальню и в порыве исступленной нежности падает на колени у кровати сестры). Маленькая моя, сестренка!
СТЕЛЛА (отстраняясь). Что с тобой, Бланш?
БЛАНШ (медленно поднимается и стоит возле кровати, крепко прижимая костяшки пальцев к губам и не спуская глаз с сестры). Ушел?
СТЕЛЛА. Стэн?.. Да.
БЛАНШ. Но вернется?
СТЕЛЛА. Да он только получить машину из мастерской. А в чем дело?
БЛАНШ. В чем дело! Да я просто голову потеряла, когда убедилась, что с тебя станет — от большого ума! — вернуться после всего случившегося к нему. Я кинулась было за тобой…
СТЕЛЛА. Хорошо, что не кинулась.
БЛАНШ. О чем ты думала!
Стелла пожимает плечами.
Ну! О чем? О чем?
СТЕЛЛА. Ну, полно, Бланш! Сядь и прекрати эти вопли.
БЛАНШ. Хорошо, Стелла. Спрашиваю без воплей. Как же можно было тут же и вернуться к нему?.. Да еще и спала с ним, конечно!
СТЕЛЛА (встает с постели, спокойная, ленивая). Я забыла, какая ты у нас экзальтированная — чуть что… Но есть из-за чего поднимать такой крик!
БЛАНШ. Не из-за чего?
СТЕЛЛА. Да, не из-за чего, Бланш. Я понимаю твои чувства, твое возмущение и ужасно огорчена, что так вышло, но все совсем не так страшно, как тебе мерещится. Во-первых, когда мужчины пьют и играют в покер, добром вообще редко кончается. Это всегда пороховая бочка. Да, он себя не помнил!.. А когда я вернулась, стал тише воды, ниже травы, и сейчас ему действительно очень стыдно.
БЛАНШ. И, стало быть, все прекрасно?
СТЕЛЛА. Да нет. Ничего нет прекрасного в таких дебошах, но ведь в жизни — чего не бывает… Стэнли всегда устраивает разгром. Да вот… в нашу первую брачную ночь… только мы прибыли сюда, схватил мою туфлю и давай бить ею лампочки.
БЛАНШ. Что-о-о?
СТЕЛЛА. Переколотил каблуком моей туфли все лампочки в квартире! (Смеется.)
БЛАНШ. И ты стояла и смотрела? Не бежала от него тут же, не закричала?
СТЕЛЛА. Да мне… ну, скорее, было даже весело. (Помолчав.) Вы с Юнис завтракали?
БЛАНШ. До завтрака мне было!
СТЕЛЛА. Кофе — на плите.
БЛАНШ. Ты принимаешь все это как само собой разумеющееся.
СТЕЛЛА. А почему бы и нет? Приемник сдан в ремонт. До мостовой он не долетел: одна лампа разбита — только и всего.
БЛАНШ. И ты еще улыбаешься!
СТЕЛЛА. А чего ты от меня хочешь?
БЛАНШ. Имей мужество взглянуть правде в глаза.
СТЕЛЛА. В чем же она, твоя правда?
БЛАНШ. Моя? Ты вышла замуж за сумасшедшего!
СТЕЛЛА. Нет.
БЛАНШ. Да! Ты в омуте еще почище моего. Только ты закрываешь на это глаза. А я не стану сидеть сложа руки. Я еще соберусь с силами и начну новую жизнь!
СТЕЛЛА. Да?
БЛАНШ. А ты со всем примирилась. И это никуда не годится. Ведь ты же еще молода. Ты еще можешь выкарабкаться.
СТЕЛЛА (медленно я с ударением). Нет нужды!
БЛАНШ (не веря ушам своим). То есть как, Стелла?
СТЕЛЛА. Я сказала: незачем мне выкарабкиваться, мне и так неплохо. Посмотри на эту конюшню в комнате. На пустые бутылки! Они распили вчера два ящика пива! Сегодня утром он обещал не затевать больше дома игры в покер, но кто же не знает, чего стоят такие зароки. Ну и что же! Раз для него это такое же развлечение, как для меня кино и бридж. Так что, убеждена — все мы нуждаемся в снисходительности.
БЛАНШ. Я не понимаю тебя.
Стелла поворачивается к ней.
Не понимаю твоей апатии. Что за китайскую философию ты исповедуешь?
СТЕЛЛА. Что?
БЛАНШ. А все эти оговорки, этот твой лепет… «всего одна лампа… пивные бутылки… конюшня на кухне…» — как будто все так и надо.
Стелла неуверенно смеется и, подняв веник, вертит его в руках.
Ты что, нарочно трясешь его мне в лицо?
СТЕЛЛА. Нет.
БЛАНШ. Перестань. Оставь веник в покое. Я не хочу, чтобы ты прибирала за ним!
СТЕЛЛА. А кто же приберет? Ты?
БЛАНШ. Я? Я?!
СТЕЛЛА. Нет, конечно. Я и не говорю.
БЛАНШ. Постой, сейчас мы пораскинем умом… если только я еще что то соображаю… Нам с тобой надо раздобыть денег, вот он — выход!
СТЕЛЛА. Что ж, деньги, конечно, никогда не помешают.
БЛАНШ. Слушай. У меня мысль. (Дрожащей рукой вставляет сигарету в мундштук). Помнишь Шепа Хантли?
Стелла отрицательно качает головой.
Ну, как не помнишь! Шепа Хантли! Я с ним училась в колледже, мы всюду бывали вместе; считали, что он за мной ухаживает. Ну, так вот…