— Хозяина лодки привезите ко мне.
Нажал на кнопку, прерывая разговор. Мысленно дополнил: «А уж я решу, передавать ли его полиции, коронерам, или отпущу на все четыре стороны».
Эту ночь Махфуз Али не сомкнул глаз. Он едва не нарушил договоренность между ним и ювелиром: несколько раз порывался связаться с каирским воротилой. Просто предупредить его, что, возможно, через неделю... Но всякий раз опускал трубку на рычаг.
Бутылка виски, открытая поздним вечером, к утру оказалась пустой. Махфуз присаживался то за стойку, то за столик, пытался найти ответы на мучившие его вопросы.
Махфуз во всем доверял Джебу. Он видел в нем большого эксперта по части морских диверсий. Он ни у кого не брал права на ошибку, по-восточному мудрено размышлял хозяин рыболовецкой конторы. Он деловой, щедрый, сильный, дерзкий, закрытый. О человека с такой характеристикой можно обрезаться.
Он дал шутливую гарантию на два года. Но его обещания превратились в натуральные посулы: рыбак расслышал ровный гул подходившего к причалу катера. Так точно, мягко и сильно не работала ни одна лодка Махфуза.
Он остался на месте. Взял бутылку и с горечью потряс ее над стаканом. Потянулся к стойке и взял непочатую. Когда в бар вошли плечистые арабы с телосложением штангистов, Али встретил их хмельной улыбкой.
— Хотите выпить?
— Не сейчас и не с тобой, — ответил один из гостей — в потертых джинсах «Lee» и майке с короткими рукавами. — Тебя зовут Махфузом? — спросил он.
— Да.
— Собирайся, поедешь с нами.
— Мне собраться — только кепку повернуть. — Махфуз искренне удивился своей смелости. Его потряс тот факт, что он не оробел перед могучими гостями, словно вылезшими из волшебной лампы. Он повернул кепку козырьком вперед и встал с места.
Он шел чуть враскачку, широко расставляя ноги, а полы его серой безрукавки развевались на легком ветру.
Его провожали полтора десятка рыбаков и рабочих его конторы. Они столпились на пирсе и смотрели на человека, который на протяжении многих лет давал им работу. Не хватило нескольких мгновений, чтобы тихий ропот рыбаков не перерос в гвалт. Возмущенная буря разразилась на пристани, а потом и в баре — когда Махфуз уже был далеко от поселка.
* * *
«Я знал, что на яхте нет контрабанды». Эти слова человека, оставившего на стекле метку JB, словно он был ди-джеем, а не морским разбойником, не отпускали Камиля ни на минуту. Он забыл о них разве что в бассейне, где на него вместе с прохладой обрушилась необъяснимая ребяческая радость, как предвестник еще более светлого чувства. Нечто подобное Камиль испытал на втором курсе университета. Он влюбился в однокурсницу, киприотку Лизу с красивой фамилий Кашриэль. Камиль не относился к робкому десятку и тем не менее долго не решался на красивый по-восточному штурм вожделенного объекта, исповедующего ислам. Понимал, что его нерешительность и молчаливость бросаются в глаза как Лизе, так и остальным студентам. И чем дольше происходила эта безмолвная осада, тем больше он злился на себя.
Камиль лукавил перед собой. Именно голубые воды бассейна родили счастливые воспоминания, и они касались только двух людей: его и Лизы. Ночь. Розоватый свет светильников щадит глаза, бросает алые отблески на воду. И где-то на границе двух божественных тонов — она. Не нагая, а вызывающе голая, с распущенными волосами русалки; они нежными водорослями обрамляют ее лицо, ложатся на плечи и струятся по легкой водяной ряби. Они кажутся зелеными, принадлежат не земной девушке, а ведьме.
Камиль улыбнулся. Он часто представлял себя, раздевающегося на краю бассейна, колеблющегося над последней деталью: снимать плавки или нет. В тот раз он сделал все так, как было запланировано омолодившейся природой. Он кинулся в воду в одежде, в два широких маха сократил дистанцию и заключил Лизу в объятия. Они занимались любовью в воде. Лиза сжимает блестящие поручни, ее крепко сцепленные пальцы еще крепче сжимают сильные руки Камиля. Он будто боится упустить ее, ставшую в эту ночь безумно дикой, как сама природа. Следующей ночью они снова встретились в бассейне, потом еще и еще. После Лизы не стало...
Камила принесла очередную чашку кофе, рюмку коньяка и свежую прессу. Хаким выпил обжигающий напиток, глубоко затянулся сигаретой. С трудом отогнал воспоминания и с еще большим трудом заставил себя настроиться на размышления о странном поведении Джеба.
Он знал, что на яхте нет контрабанды. Что бы это значило? Тогда какого черта он взял дрифтер на абордаж! В конце концов эта фраза обязана стать ключевой. Во всяком случае, таковой она является для Джеба, наверное, предвидевшего реакцию Камиля, на роскошной яхте которого пираты искали либерийские алмазы. Это даже не пираты, а уроды натуральные. Камиль не дурак, он увидел работящие руки, которые в сочетании с дурной головой смотрелись паршиво и даже комично. И где найти правду между этими противоречиями? Может быть, она облачена в тонкий намек: «Я знал, что на яхте нет контрабанды»?
Хаким был близок к разгадке. Ему в этом поможет Али Махфуз — он уже на пути к вилле.
А пока есть время пройтись по дому, где могли быть счастливы два человека. Они могли просыпаться по утрам в этой спальне, пить кофе в столовой, принимать друзей в гостиной. Могли на цыпочках подходить к детской и, одаривая друг друга любящими взглядами, прислушиваться к нежному дыханию их ребенка.
Камиль жил один в этом просторном доме, и все же это был их дом, его и Лизы. Дом, где она ни разу не была. Она могла облюбовать эту спальню, где шторы всегда были распахнуты и солнечный свет был здесь постоянным гостем. Он бы соревновался с солнцем, успевая первым коснуться ее лба, щек, губ. Он бы читал ей свои стихи — простые, наивные, глупые, чтобы видеть улыбку Лизы и смущение на ее щеках. Словно это были ее стихи, и она конфузится всякий раз, когда слышит их. Мысленно прерывает Камиля, мысленно рвет страницы своего дневника, где сочетаются длинные и короткие строки, где рифма в каждом слове.
Но в доме была еще одна комната, куда мог заходить только один человек. Она была маленькой и повторяла размеры комнаты в университетском общежитии. В ней не было мебели, за исключением лавки, стоящей посередине и справа от высокого оконца. Рядом с ней лежал на полу коврик для моления. А в углу, смотрящем на восток... Там за занавеской скрывалось самое интересное, что было в доме Камиля: Святое Распятие. Казалось, кровь из стигматов распятого Христа капает на пол.
Камиль закрыл за собой дверь, распахнул маленькую шторку и несколько мгновений не спускал глаз с Иисуса Христа. Не оборачиваясь, шагнул назад и опустился на лавку. Слева — четки. Он всегда оставлял их на этом месте. Он перебирал, гладил самшитовые шарики, уже не глядя на распятие. Его взгляд был обращен внутрь себя. Он трижды перебрал четки, встал, запахнул штору и вышел из комнаты, закрыв ее своим ключом.
На открытой площадке возле бассейна Камиля поджидал Шахин. Под глазами охранника синели недужные круги, черные глаза казались провалами. Он чувствовал свою вину и в то же время не был виноватым. Если бы он заговорил на эту тему, услышал бы от хозяина нечто подобное: «На тебе нет вины, Шахин».