Это не было похоже на состояние влюбленности, но было нечто большее. Она нашла в призрачном образе Сергея инструмент, посредством которого закручивала свои разболтавшиеся гайки. Что удивительно, он подходил к каждой…
То называлось просто — верой. Ее верой. Но Марта так и не смогла подобрать определения своему состоянию.
Десять минут прошли. Ничего не забыла. Даже больше — взяла с собой лишние, но отнюдь не посторонние мысли. Багаж дорогой, и расставаться с ним не стоит.
Прежде чем отдать пилоту команду, Марта оглядела каждого бойца, вскользь уловила десять сосредоточенных взглядов, устремленных в никуда. Боевики «Ариадны» глядели прямо перед собой. Пять человек с одной стороны борта, пять с другой. Генрих Клеймер поймал взгляд Марты и покивал, словно давал разрешение на вылет. Давал. Но не разрешал. Есть разница.
— Поехали! — по-русски выкрикнула Марта.
Наверное, только этим громким словом она могла растормошить своих боевиков, убавить им, как мощным рубильником, напряжение. Вот улыбнулся один, другой…
А Клеймер расхохотался во все горло. И продублировал Марту:
— Поехали!
49
Латакия, Сирия
Марк очистил тыл и правый фланг — южное крыло следственного изолятора. Он мысленно повернул план тюрьмы на четверть круга. Сам Сергей являл собой стрелку компаса, а панорама смещалась при каждом его повороте. Зеркальный эффект. Словно сам стоишь на месте, а весь мир крутится вокруг тебя, молниеносно реагирует на каждое движение, на каждый поворот головы. Странный, головокружительный эффект.
Но куда бы ни повернулся Марк, всюду видел в углу время, работающее в режиме count-down. Бешеный хронометр, показывающий стремительно тающие секунды и мельтешение их сотых долей. Но минуты, оставшиеся до финиша, словно замерли. Казалось, их вообще не касалась суета беспокойных частиц. Призрачный щелчок-выстрел, и минуты больше нет. На смену ей встает другая, такая вальяжная. С виду полная и гордая, но изнутри ее словно высасывают. Хлоп! Следующая…
Жизнь в высшей степени наплевательски относится к происходящим вокруг смертям. Марк к этому привык.
Он равнодушно перешагнул через труп убитого им охранника и оказался у очередного рубежа. Вложенный он или нет, уже неважно. Отступать нельзя. Позади Москва, увешанная плакатами: «Сосу за копейки». Раньше было намного чище: «Я люблю тебя!»
Повесил ли Артемов плакат на триумфальную арку?
Хотя бы тот, что рекламировал пылесосы?
Одна дверь. За ней короткий тамбур и другая дверь.
Выход на авансцену.
Почему Марк не убил очередного охранника, он объяснить не мог. Вроде бы действуешь по инерции, несешься в бурном временном потоке. Но случаются сбои, когда не слышишь никакого внутреннего голоса, а лишь позывные толчки. Вот и сейчас будто кто-то толкнул Марка под руку.
Пистолеты с массивными глушителями в его руках казались пистолет-пулеметами. И оба они были направлены на Мурата Нагиба.
Два быстрых шага к сирийцу, и Сергей тихо прошипел:
— На пол! Лежать тихо.
По-русски. Но скажи он эти слова на китайском, Нагиб понял бы его так же хорошо.
Сириец опустился на одно колено, не сводя глаз с направленного на него оружия, потом на другое. Он распластался на полу лицом в сторону камеры, где сидел неприятный тип с холодным взглядом.
«Арестованный из камеры 68 чего-то ждет».
«Дурак, он ждет, когда его освободят».
Дождался наконец-то.
Марк не рассчитывал найти кого-то из товарищей так быстро. Обычно нужная тебе вещь всегда находится в дальнем углу ящика. Глянув в зарешеченное окошко, Сергей увидел своего тезку. Иваненко повернул голову, и его губы пришли в движение. Марковцев мог поклясться, что прочитал по губам: «Придурок!»
«Да, это я», — мысленно ответил.
Для Сергея Мурат Нагиб был не страшнее чучела для метания ножей. И сама тюрьма вдруг предстала макетом. Что-то случилось с реальностью. Она словно захмелела от первых удач, которые слегка вскружили голову, придали сил, добавили в действия куражу.
Сергей ухватился за воротник охранника и приподнял его над полом. Молча, Наверняка зная, что сириец поймет этот грубый жест. Глушитель ткнулся ему в шею, и Нагиб, проведя на холодном каменном полу всего несколько секунд, снова оказался на ногах. Он безошибочно дешифровал все жесты, адресованные ему. К двери подошел, как к писсуару — близко-близко, расставив ноги. Поковырялся со связкой ключей, болтающихся на поясе. Сунул ключ в замочную скважину и повернул. Открыл дверь. Глянул на боевика в черной униформе, на его оголенные сильные руки, словно прорастающие из боевой выкладки. Шагнул в камеру и посторонился, давая дорогу диверсанту.
Теперь глушитель пистолета давил ему на основание шеи, подталкивал к стене. До жути захотелось обернуться и посмотреть, что делает боевик у него за спиной. Как и во время операции, когда необоримо тянуло увидеть руки хирургов, копошащихся в его кишках. Да, в кишках. Товарищи потом долго подкалывали: мол, как ты теперь, без кишок-то?
Сильный и выносливый Мурат Нагиб был не в силах противостоять трепету, который вызывал этот спецназовец. Здоровый он или худой, выше он или ниже — не важно. Просто он сильнее. И хитрее.
Чутья Мурату было не занимать. Теперь же он постигал другую науку: учился воспроизводить свои мысли и связывать их воедино. Его былые думы сцепились в один копошащийся клубок; недостающие кадры из фильма были восстановлены. Он понял все.
Боясь пошевелиться, он глухо произнес. По-русски.
С сильным акцентом:
— Я хочу жить…
Марковцев и Иваненко.., переглянулись. Они словно не расставались ни на секунду, не выходили из этого каменного зала суда, где услышали последнее слово обвиняемого в тяжком преступлении и готовились вынести свой вердикт.
Марк передал один пистолет товарищу и развернул охранника лицом к себе, показал два пальца:
— Еще двое — где они? Понимаешь меня? Двое? Такие, как я.
Такие. Как я.
Марк помнил, как на втором или третьем курсе военного училища он в составе взвода ездил в какой-то поселок Рязанской области на празднование Дня Победы.
Возвращались в альма-матер на том же автобусе, но пьяными в стельку. Остановились в деревушке, чтобы «догнаться», потеряли несколько товарищей, стали искать-спрашивать. У какой-то женщины: «Мамаша, ты таких, как мы, не видала?» Глядя на вусмерть пьяных курсантов-десантников, женщина покачала головой: «Таких, как вы, я еще не видала».
— Там, — кивок Мурата Нагиба в сторону. — Две следующие камеры. — «Раз, два, — рискнул он показать на пальцах. — Слева».